– Значит, твоя карьера построена вокруг темы невинно осуждённых? А как так получилось-то? Просто пытаюсь понять. Тебя преподаватели направили по этому пути?
Повисло молчание, в котором стала ясна вещь, о которой Галактион догадался ещё за решёткой: на его несчастье построилось её светлое будущее.
Лицо Маши стало очень выразительным. Она, словно скрученная судорогой, хотя, по её мнению, такая мимика выражала крайнюю степень вежливости, произнесла:
– Ой, прости меня, я не заметила, сколько мы уже говорим. Мне с коллегами надо решить кое-какие вопросы. Это очень важно. Мы с тобой ещё встретимся, много что нужно обсудить. Ещё раз очень извиняюсь…
Ровно в этот момент из наконец поддавшейся клешни вылетела мощная струя ароматного сока и хорошенько пропитала её кофту с прозрачным кружевом.
Галактион от неловкости открыл рот.
Всё в порядке, – быстро произнесла она, приложив руку к груди, встала, взяла сумочку в руку и, махнув рукой, в спину коллегам, которые её не видели, ушла к ним.
Галактион кромсал спину омара. Ему нужно было адаптироваться.
Глядя в серое окно из убогой комнатушки со свисающими клочками обоев, Галактион ни о чём не думал. Чтобы о чём-то думать, человека должно что-то волновать, а жизнь выжгла в нём все черты, которые нужны для отражения жизни. Последний жестокий взмах стёркой судьба сделала во время визита к отцу.
Тот жил в их старом доме, который Галактион покинул почти одиннадцать лет назад, будучи молодым, фантастическим юношей, воображающим свою жизнь полной борьбы и неизменно интересной. Он помнил яркое солнце и крыльцо, деревянную, покрашенную голубой краской, дверь в большой мир. Сейчас всё было не так. Его отец жил в рассохшемся доме из потемневших и местами разошедшихся брёвен. Калитки не было, вместо неё вход прикрывал кусок металлической сетки, криво припаянный к ржавой раме, болтающейся на ржавых петлях. Галактион застал его в позе почерневшего пьянства: с жестяной кружкой рядом с упавшей на стол головой и крошками какой-то еды в давно немытой тарелке. Рукава его куртки были порваны у плеч – видно кто-то дёргал или тащил его. Это была та же самая куртка, в которой отец навещал его последние три или четыре года.
– Проснись, – произнёс Галактион спокойно, хотя понимал, что пропитый отец не услышит.
Тот само собой даже не пошевелился.
Тогда Галактион взял его под мышки и потащил в спальню. Грязные подошвы отцовских ботинок оставляли тёмные следы на полу.
Когда тот проснулся и попросил пить, Галактион налил ему воды. Тот махнул рукой, требуя чего покрепче. Галактион молча смотрел ему в глаза. Отец сжал губы, посмотрел на него исподлобья и, морщась, как будто пил кислоту, выпил кружку воды. Потом они молча смотрели друг на друга. Между ними будто снова промелькнул тот призрак, который соединял их, когда отец навещал Галактиона в первые годы его срока. Оба взгляда были тяжёлыми. Долго они вот так смотрели друг на друга.