Ночью, ворочаясь в поту в состоянии нервной лихорадки, Галактион наблюдал спонтанную мозаику мыслей в башке.
Этот мир… Не для него. Он отверг… Вот бы мне её… Нет. Хорошо бы пойти туда… А если всё перевернуть? Наверно, можно бы… Нет. Игра с огнём опасна. У людей есть шанс… Если сильно захотеть, можно было бы… Если сильно… Вот, поймать бы за хвост тот момент! Это расстраивает. Я не принадлежу себе.
– Фффф.
Он выдохнул и встал. С ним было что-то не так, он понимал это. Но Титаник сознания тонул в хаотично наплывающих мыслях. Галактион физически ощущал, что бессознательное накрывает его тёплой неврастеничной волной. Она была липкой, и когда она накатывала на глаза, застилая реальный мир, ему становилось очень страшно. Он боялся, что очнётся где-то не здесь.
– Фффф, – громко выдохнул он и провёл тыльной стороной ладони по мокрому лбу.
Галактион встал, пошатываясь, пошёл в столовую. Было закрыто, но он умел открывать двери. Пробравшись внутрь, он подошёл к большим алюминиевым бидонам, открыл кран, на пол полилась вода. Кружку следовало подставить прежде, чем открывать кран.
Потом он стал есть холодную гречневую кашу. Она оказалась перед ним как будто сама собой. Ложка подлетала ко рту тоже сама по себе. Стало смешно. Он вспомнил, как смеялся над мещанскими историями, где человек, оказавшийся в депрессии, начинал много есть. Он осознавал, что делает сейчас то же самое. Было очень смешно. Смешки превратились в мощные спазмы в животе. Его повалило на бок – на лавку, потом он скатился на пол и смеялся под столом, держась за живот. Но спазмы усилились – его вырвало. Каша полезла наружу, сухая и холодная. Если бы его не вырвало, он бы умер от заворотка кишок.
Утреннее пробуждение было блаженным. Отчего вдруг стало так легко? За пару месяцев после выхода из тюрьмы он почувствовал, что его личность на свободе низведена до уровня мусора, который предпочитают не замечать. В тюрьме было очень плохо, но там его существование было оформлено законом. Здесь, оно никому не было нужно. И вдруг всё поменялось.
Галактион поднялся. Он понимал, что ночью произошёл нервный срыв, но сейчас его это не трогало. Облегчение – вот то, что вибрировало внутри него в этот момент. Состояние определённости, в котором он находился в тюрьме, вновь вернулось, но без примеси физической несвободы. Он ощутил, что может действовать.
– Вот мы и пришли к этому, вот мы и пришли к этому… – бормотал он себе под нос, складывая вещи в тот самый старый чемодан, который когда-то собирала мама, когда он покидал родной дом.