Ан нет, оказалось – не пенсионер вовсе. В небольшом дворике стояла далёкая от ржавчины иномарка с открытым капотом, внутри которого огромными ручищами в рукавах, закатанных по локти, орудовал вполне приличный мародер. Сверху на нём была плотная безрукавка, сапоги стояли выше колен. Он насвистывал уже знакомую мелодию, под песню, исполняемую во всё горло приятным баритоном давно вышедшей из мода тональности, артист прошедшего столетия. Человек невольно остановился. Такое зрелище не каждый день можно было увидеть. А мародер с огромными руками, не обращая на него никакого внимания, продолжал своё увлекательное дело.
– Иван! – раздался откуда-то сверху недовольный окрик. – Скоро ты там?
– Сейчас закончу, – мародер Иван поднял голову кверху. – А что такое?
– Мне надо два гвоздя прибить и верёвку протянуть. Бельё некуда вешать, – голос принадлежал женщине.
– Зачем столько настирала? – поинтересовался мародер Иван.
– А куда я его дену? У меня здесь не склад грязной одежды.
– Тьфу ты! – сплюнул мародер Иван. – Ох уж эти мне бабы! Вечно создают себе проблемы на пустом месте!..
Артист прошлого столетия допел свою песню. Магнитола отключилась сама. Видимо, решила, что и впрямь пора заканчивать. Мародер Иван со вздохом закрыл капот: «Даже в выходной невозможно заняться любимым делом!»
Он ушёл, так и не взглянув на нашего Человека. А тот, очнувшись от своих наблюдений, снова поспешил в свою сторону. Если так останавливаться, за каждым наблюдая, можно время потерять. А оно бежит неумолимо. И так каждая минута на счету.
Остаток пути он почти бежал. До двенадцати надо успеть. Потом – обеденный перерыв. А после принимать уже не будут. Только электронные заявители. А он по старинке – в порядке «живой очереди». Кто знает, сколько их таких сегодня будет? Чего доброго, ещё не пропустят. И поди, объясняй потом каждому, что ждать уже невозможно. Скажут ведь: «Мы все ждём, и вы ждать будете. Чем вы лучше нас?»
Да может, тем и лучше, что сам по доброй воле сюда решился, думал Человек. Никто не пригонял, никто не принуждал. Обдумывал, правда, долго, но всё ж к согласию с сами собой пришёл. А иначе бы не вышло никак. Дело уж больно…э-э-э… щепетильное, что ли! Так в двух словах и не объяснишь. Хотя… стоит ли кому что объяснять? «Зайду вот так просто и скажу: «Мне к самому начальнику надобно! Он ждёт. И смело так пойду мимо всех этих лиц – просителей, заявителей… Сколько их там будет? Мне какая разница! Я своё дело знаю», – так рассуждал Человек и с каждым шагом приближения дрожал всё больше и больше. Присутствием духа он и прежде не отличался, а уж теперь, когда на кон самое дорогое решил поставить… Но, впрочем, рано ещё об этом. Пока он только подошёл к тому самому зданию в четыре этажа серо-голубого цвета, выцветшего, конечно, за давностью лет. Наверху часы пробили четверть одиннадцатого. И тут же с громким карканьем взметнулась стая ворон. Человек, по своей натуре мнительный, сразу счёл это недобрым знаком. На мгновение он остановился, прикидывая в уме, как скоро сумеет одолеть эти высокие ступени, ведущие к входу в здание. Пульс участился вдвое, а он, хотя и был сложения худосочного, одышкой, тем не менее, страдал с завидной периодичностью. Да и астма, с ранних лет приобретённая, давала о себе знать. Чем только ни залечивал её, да всё без толку! Врачи рецепт пишут, а сами тихонько намекают: не туда вы обращаетесь, товарищ. Не по адресу. Вам бы в другое учреждение. Там быстрее на ноги поставят. Да ведь у нас свобода самовыражения! Мои права – твои обязанности! Кто посмеет кому слово худое сказать? Так, намёками…