Так и стала Павлина Куприяновна первой женщиной-старостой в деревне. Завидев ее на улице, в пояс кланялись и большие, и малые; прибегали в ноги плакаться и советы спрашивали по разным житейским делам. И хотя строга была, на слово резкая бывала, взглядом сурова, знали все, что добрая и душевная женщина она, под стать сердцу своему большому, в которое вся деревня умещалась вместе со скотом и пожитками. За всех болела, переживала тайком, помогала и способствовала, последнюю рубаху не жалея. Верно, тем и расслабила общество, ибо с ее приходом разомлели некоторые. Давала слабину Павлина Куприяновна – не карала, когда требовалось, не выдворяла – когда надобилось. По-женски давала еще разок исправиться. Порой зазря…
Вот на ее веку и произошла та былица, о какой сказ ведется.
Ну а как в сказках водится – малость мы ее приукрасили. Не без этого. Приятного чтения вам, друзья!
***
Посередине деревеньки стояло три домика. В свои года золотые пшеничные цвели сады и колыхалась густая нива в полях, рождались дети, праздновались именины, гостей была полная светелка. Дружили меж собой хозяева, обменивались объятиями да подарками, помогали чем могли и каждый день здоровались. И, на счастье, у всех троих по дочери народилось. Мечтали счастливые родители, что дети также дружбу меж собой продолжат. И не прогадали.
Однако жизнь длинная свое привносит без спроса и без позволения. В один год не стало родителей у сестер-соседок. Забрала их судьбинушка, оставив сиротинками.
Павлина Куприяновна и другие женщины помогали очень: заглядывали, присматривали, поддерживали кто чем может. Надеялись все, что судьба жестокая смилостивится к девчушкам и даст пожить послаще потом: мужей верных и любящих пошлет, здоровья богатырского детям, друзей и соседей добрых, как когда-то их родителям.
И вроде, на первый взгляд, хорошими девчонками взрастали, несмотря на тяготы сиротства…
***
Аленка, к примеру, та, что с первого домика с витиеватым искусным наличником, из троих самой красавицей слыла. Щеки румяные, глаза светлые, фигура ладная, будто пирог сдобный только из печи. Всегда улыбается, всегда в хорошем настроении, где ни встретишь. Женихов – видимо-невидимо и наших, и приезжих-залетных. С утра поспать не дают, спозаранку зовут Аленку на гуляния, на балалайках да свирелях звянькая.
Как назло, эти три домика как раз напротив Павлины Куприяновны и выстроены были. Так что собственнолично все эти свистульки да песнопения денно и нощно на глазах проходили, пришлось даже старосте пару раз замечание девушке сделать. Нехорошо, мол, шутить с ребятами, которые как шершни на мед слетались к домику. Но Аленка только отмахивалась: дескать, не виноватая – не звала окаянных, сами прибегают! Оттого, видимо, прозвали в деревне ее Аленка Шустра Щука. Говорила девица, что скоро замуж не собирается, не встретила того самого, кто под стать: этот не из богатых, другой не из уважаемых, третий прост, четвертый не здоров, пятый стар, шестой волосат. Только головой качала на такие рассуждения Павлина Куприяновна и решила под контроль девицу взять, присмотреться, чем помочь-то воспитанию можно. Стала чаще к ней в избу заглядывать, да поймать девчонку оказалось делом непростым. Занята была с утра до вечера. Но коли староста себе задачу поставила, мало что могло ее с пути сбить. Нашлась минуточка и у Шустрой Щуки. Заглянула к ней Павлина Куприяновна и увидела, что ждала. И сама своим ожиданиям огорчилась, ибо была изба пуста, не ухожена и грязна, будто и не жил там никто вовсе, а так, захаживал переночевать.