Гадюка настолько обозлилась из-за невиданного доселе неуважения, что бессильно металась от одного номера расчета к другому, не зная, кем же заняться всерьёз. Наконец, чтобы достойно отомстить, она наметила самую беззащитную жертву. Какой-то наводчик, опустившись коленом на землю, одним глазом заглядывал в окуляр массивного гудящего прибора, а другой глаз зажмурил. Вот и хорошо! Именно в колено гадюка и намеривалась ужалить. «Уж он-то меня не отпихнет жестким солдатским сапогом!»
Но человек неожиданно взглянул змею, изготовившуюся для нанесения удара, и, о боже, голой рукой пренебрежительно отбросил ее далеко в сторону! Ему было не до змеи!
Раздосадованная собственным бессилием и столь непочтительным отношением гадюка уползла прочь, больше всего переживая о том, чтобы никто из сородичей не оказался свидетелем ее унижения.
И кто отважится мне возразить, будто такое поведение девятнадцатилетнего мальчишки, хоть и полноправного рядового советской армии Плякявичуса, литовца по национальности, не есть настоящий подвиг? Конечно же – подвиг, который он совершил, к тому же, походя. И ведь так поступил бы практически любой его товарищ!
*
Обидно, но в обычной жизни многие подвиги остаются незамеченными и по достоинству неоцененными. Так и у ракетчиков. Буквально в каждом из них, побывавшем в роли преданного раба бесконечно обожаемой ракеты, всегда будут жить самые светлые воспоминания о тесном с ней общении! И такие воспоминания дорогого стоят, давая обычным с виду ребятам основания для вполне обоснованного самоуважения! – с тоской подумал Андрей Алексеевич. – Сегодняшняя же моя жизнь, обеспечивающая приличный достаток и безмятежность существования, не способна внушить то, прежнее самоуважение, и не может принести настоящего удовлетворения моей нынешней ролью в огромной совокупности всех дел и забот общества, к которому я отношусь.
Но ведь и менять свою жизнь, как алогично это не звучит после всех сожалений о моем героическом прошлом, я не только не стремлюсь, но, кажется мне, даже не в состоянии это сделать. Прирос всем телом к стяжательской жизни, слился с ней и растворился в ней. И, как будто, все ее трудности мне теперь известны, и все риски оправданы – что еще требуется для внутреннего покоя и уважения? Ан, нет! Чего-то не хватает! А то, что имеется, не кажется достаточным и существенным!
Скорее всего, в моей жизни не хватает прежнего наполнения души! Может душа эта и находится на нужном месте, но под завязку заполнена лишь идеями расширения бизнеса, будь он не ладен. А это мелковато, если подходить с мерками моей молодости, если платить по большому счету!