Пугающий холод вызывает мурашки по моей коже, когда я смотрю в его потемневшие, безжалостные глаза.
Чувство храбрости, которое я обрела несколько секунд назад, испаряется в воздухе. Мои лопатки сжимаются вместе, будто говоря мне, что я должна бояться.
Это страшный человек.
Он чертовски ужасен.
Потребность убежать от него снова охватывает меня, царапая кожу и пульсируя в крови.
— Похоже, ты слишком серьезно относишься к своей игре в амнезию, так что позволь мне напомнить тебе, как это происходит. — его большой палец поглаживает мою челюсть, как ласка любовника, хотя на самом деле это поцелуй Мрачного Жнеца.
Это холодно.
Все в нем ледяное.
Мой пульс грохочет в ушах, как отдаленный раскат грома.
Он вторгается в мое пространство, как стихийное бедствие, которое невозможно остановить или предотвратить.
И все же мне удается выдавить из себя слова.
— Ты думаешь, это игра? Какой тип людей притворяется, что лишился своих воспоминаний?
— Тип, который не хочет, чтобы люди знали, что они сделали.
— Что я сделала?
— Шшш. Молчи. — он прижимает большой палец к моим губам, и я не могу сдержать пульсацию, пробегающую под моей кожей. — Когда я говорю, ты слушаешь.
Несмотря на дрожь страха, пронизывающую меня, мое терпением вспыхивает. Кем, черт возьми, этот мудак себя возомнил?
Это требует усилий, но я говорю ему прямо:
— Ты не мой владелец, Эш.
Он делает паузу, и его хватка на моем горле немного ослабевает, словно я застала его врасплох. Пауза длится долю секунды, прежде чем его маска снова надевается на лицо, и его хватка сжимается.
— Ашер. Ты не должна так меня называть. Никогда.
Я хочу подразнить его, но это было бы глупо, когда его рука вот так сжимает мое горло. Я всерьез начинаю думать, что он псих, а психи не думают дважды, прежде чем задушить своих жертв.
Или свернуть им шеи.
— Разве ты не должен быть в Англии? — мои голосовые связки напрягаются от усилий, которые требуются, чтобы произнести эти слова. — Алекс сказал, что ты учишься в Оксфорде.
Он приподнимает бровь.
— Больше нет.
— Больше нет?
Что, черт возьми, это должно означать? Я терпела его придурковатые выходки только потому, что он должен был улететь на другой континент.
Словно читая мои мысли, его губы кривятся в ухмылке, когда он гладит мою челюсть своим худым большим пальцем.
— Я не могу оставить свою невесту одну, не так ли?
Поешь он в самые темные ямы ада.
Мы оба знаем, что это не так. Он остается здесь только для того, чтобы мучить меня и превратить мою жизнь в кошмар. Больше, чем оно уже есть.
— Не принимай сторону прислуги, только мою. — все его хорошее — или фальшивое — настроение исчезает, сменяясь холодным, суровым выражением лица. — Это понятно?