А ведь именно для этого я шла к своему супругу, чтобы он выделил мне на эту ночь одежду. А услышала то, что, наверное, не должна была услышать. И, как я поняла, никто и не собирался посвящать меня ни во что. Это ещё больше разжигает внутри меня пламя, которое начинает с каждой минутой гореть всё ярче и ярче, затмевая разум. Я должна мыслить ясно, постараться отключить чувства. Но у меня не получается, потому что рядом с этим человеком я не могу вести себя спокойно, как это было всегда. До появления Марата Зверева в своей жизни. Который, впрочем, и разрушил её.
— Хватит, Аврора! — прикрикивает. — Я это делаю не из-за своей прихоти, а для твоей безопасности. Как ты этого не можешь понять?.. — его голос твёрд, в нём я отчётливо угадываю ледяной приказ, и холод его тона пробираются ко мне, пытаясь заморозить меня и воткнуть кинжал в сердце.
— А я не понимаю точно так же, как и то, что ты ни на один из моих вопросов не отвечаешь. Зачем я тебе нужна? — последнее предложение говорю с нажимом, желая наконец узнать ответ на самый интересующий меня вопрос.
— Ты действительно хочешь это узнать? — вновь опускается, приближаясь к моему лицу, смотря чёрной бездной в мои серо-голубые глаза.
— Да, — говорю твёрдо.
А сердце в этот момент бьётся трепетной птичкой, ожидая, что вот наконец я узнаю ответ на вопрос, который мучает меня всё это время, не давая мне покоя.
— Это лишь выгодное приобретение, — выдыхает мне в губы, и я чувствую, как ледяной кинжал достиг моего сердца, пронзая его и замораживая всё моё тело.
А с моих губ срывается стон боли…
Марат
В глазах Авроры на короткий миг я увидел боль, но в одну секунду она превратилась в пепел, сменившийся холодным снегом и льдом, что окутал её серо-голубые глаза, которые до этого были похожи на тёплый, волнующий океан. Но сейчас этот мертвенно-холодный лёд её взгляда прожигает меня насквозь. А мне в этот момент хочется притянуть её к себе и сказать, что всё, что вылетело из моего рта — неправда.
Притянуть её крохотное и такое хрупкое тельце к себе. Заглянуть в голубизну океана её глаз и вновь почувствовать её тонкие пальчики на своём лице, как это было ещё вечность назад, когда я держал её в своих объятиях. Поцеловать так, как целовал на скалах возле океана: со всей страстью, жадностью, так, словно она принадлежит лишь мне одному. Пока не сказал слова, что ранили её, кажется, больнее, чем всё то, что случилось в прошлом.
Я знал и отчётливо понимал, что своими словами причиняю малышке боль, но по-другому я просто не мог. Все, что делаю сейчас — все это ради её безопасности.