Нужно расслабиться, закрыть эмоции и всё то, что я чувствую к этой малышке, потому что каждый мой шаг должен быть чётким, правильным, чтобы Аврора не пострадала. Иначе я сам себя за это никогда не прощу. И тогда точно буду гореть в аду до скончания дней.
Телефон нашёл на столе, там, где его и оставил, среди множества бумаг. На дисплее виднелось имя друга, который, видимо, забеспокоился, что я могу что-то сделать с девчонкой. Стоило мне вспомнить, как она улыбалась моему другу и отвечала, — в жилах закипела кровь, поднялась огненной волной, отчего до скрежета зубов захотелось вмазал в стол, чтобы он рассыпался на мелкие крошки.
Мне хотелось выпустить пар. А ещё лучше вмазать в морду этому другу, который тоже смотрел на неё как волк на свою добычу. Не знаю, как сдержался и не врезал с разворота ему по его холёной морде, которая не в первый раз просит хорошенького удара.
— Да, Тимур, — принял вызов и упал в кресло, опрокинув голову назад, прикрыв глаза.
— Я надеюсь, с малышкой Рори всё хорошо? — в вопросе Чернова я слышал издёвку и, может, даже насмешку, отчего рука, которая расположилась на подлокотнике кресла, сжалась в кулак так, что костяшки побелели и захрустели.
— Тебя это никак не должно касаться, потому что Аврора моя жена! — зарычал и добавил. — И прекрати так её звать.
— Ох, ох, полегче, друг, — засмеялся в голос, но мне от этого легче не стало, потому что до сих пор перед мысленным взором всплывали видения, как она смотрела на него и улыбалась ему. Ему! С какой стати?! Ревность душила в буквальном смысле: я не мог глубоко вдохнуть, горло перехватывало, а кулаки так и чесались набить морду другу. — Мы вроде с тобой друзья, а ты так набрасываешься на меня из-за какой-то девчонки.
Какой-то частью своего сознания я понимал, что он намеренно провоцирует меня, пытаясь вывести из себя. Чтобы я рвал и метал. Чтобы ещё сильнее был начеку и защищал при этом Аврору, которой это сейчас нужно как никому, потому что — уверен — совсем скоро Клык проявит себя. И когда он нападёт — мы будем готовы к этому.
Но я всё равно не могу пропустить все его слова и взгляды на неё, потому что пока она моя жена — она моя. А значит, никто не смеет на неё смотреть.
Чёрт!
Я словно одержим. Мысли постоянно возвращаются к строптивой куколке. Я не могу сосредоточиться и быть начеку. Воспоминания и грёзы о ней и раньше мешали мыслить здраво, но сейчас, когда она стала моей женой и находится совсем близко — буквально руку протяни и можешь в охапку схватить и прижать к своей груди — мне ещё сложнее сдерживаться. То и дело представляю, как я прикасаюсь к ней, зарываюсь в шею, полной грудью втягивая тонкий притягательный запах, и оставляю на её шее метку.