Дао подорожника (Андреев) - страница 55

К чему я не привык, так это к фразе «Как дела?», которую они бросают по привычке, лишь как приветствие, а я по своей привычке задумываюсь: как же всё-таки дела? Они же, будто позабыв меня, идут на сцену и убирают декорации с предыдущей репетиции, в финале которой героиня неожиданно разделась догола, и мне сразу стало как-то неловко в темноте пустого зала. Не из-за наготы, а оттого, как их обманчивая детскость вдруг переключается на недетское. И тут же, когда ты почти поверил – обратно: вот она выходит из-за кулис одетая, улыбчивая, закидывает на спину розовый кукольный рюкзачок… Помахала рукой, убежала.

А на сцене уже построено другое помещение, и кто-то спрашивает, как там свет в окно. Кричу в ответ из зала, что оно больше похоже на окно мертвецкой, чем то, что выходило в сад. Они на миг становятся серьёзными, очередное переключение: мои советы «настоящего русского» регулярно озадачивают их. Для этого они меня и позвали консультантом на постановку «Трёх сестер». Самыми большими достижениями моих консультаций на сегодняшний день стали эскиз самовара (который оказался совсем не чайником, как они полагали) и текст загадочной русской песни про новую веранду, а также аккорды для её исполнения («Ой вы сени мои сени», как всякая народная песня, легко легла на три блатных). А сейчас они, по ассоциации с мертвецкой, вспомнили мой вчерашний комментарий о чётном числе роз в букете. Побежали к столу пересчитывать.

«Все правильно, нечет!», кричат радостно, как школьники-хорошисты. И снова с шутками-прибаутками передвигают мебель. И кто-то вертит пистолет на пальце.

Но пауза безделья уже замечена режиссером. Дженнифер, худая и немного сутулая брюнетка в зелёном тренировочном костюме и красной фланелевой рубахе, проносится по сцене, спрыгивает в зал, бежит к пульту где-то за моей спиной, и неожиданно суровым голосом заявляет в микрофон «Okay. One minute».

Детский сад опять исчезает. Последний взрыв смеха и шёпот из-за кулисы затухают одновременно с лампами. И как будто совсем другой воздух разливается вместе с тишиной и темнотой…

Зато при появлении актрисы, я улыбаюсь первым: припоминаю школьную программу. А заодно и то, что прочитал гораздо позже. В последнем томе, как обычно. Письма Чехова, где он рассказывает свои муки творчества – сижу, мол, на курорте, всё замечательно, но нужно написать очередную пьесу о тяжёлой русской жизни, не знаю как начать… На этом материале Голливуд мог бы сделать отличную, и главное, совершенно реалистичную комедию. Без всякого заламывания рук и вырубки садов, без самоубийств и прочего депресняка.