Стенограмма записи разговора Председателя Юлиуса с самим собой в Храме Пречистого Вознесения от 20 октября 1998 г.
ЮЛИУС: Мне, наверное, надо было спросить: почему ты меня оставил?.. Больше подходит для этих стен… Но нет, я спрашиваю, почему же ты не оставил меня, почему ты пришел ко мне? Значит ли это, что я заслужил эту нашу встречу, не смотря на то, что я сделал? Ведь это не наказание для меня, а радость. Ты, наверное, явился, чтобы укорять меня, но я был счастлив просто еще раз увидеть тебя, поговорить с тобой.
Ты сказал, что видишь, чем мы стали. Чего добились. Но ты промолчал про то, что ты об этом думаешь. Ты по-прежнему считаешь, что даже настоящее благо не стоит того, чтобы за него бороться всеми силами? И, если понадобится, – любыми средствами? И идти на любые жертвы, и если придется, жертвовать и собственной правильностью? Или все-таки, видя, как мы живем сейчас, ты готов признать, что иногда неправильное – тоже правильно, если оно ведет нас к высшей истине?
Почему ты ничего не сказал об этом? О криках умирающих солдат? О кляпах и смирительных рубашках? Об одиночных карцерах и о методах допроса? О тоске и отчаянии всех тех, кого мы должны были убрать с нашей дороги, чтобы расчистить путь для остальных? Неужели все это прошло мимо твоих ушей? Или ты тоже понял, что золото стоит того, чтобы переплавить руду и выбросить все шлаковые породы? Или то, что ты молчишь об этом, – это знак осуждения?
Та ночь… Ты говоришь, что не держишь на меня зла за то, что я сделал, но предпочел бы, чтобы тебя убил я сам. А знаешь, я бы не смог. Сейчас, когда ты мне это сказал, может, и смог бы, но тогда – нет.
Еще не по одному человеку я не тосковал так, как тоскую по тебе. Ни по Жан-Полю, ни даже по своей матери. Мне не хватает тебя. Здесь, рядом со мной. Мне не хватает твоих слов, твоего одобрения. И даже твоего неодобрения.
Ты говорил, что во время нашего трехдневного дрейфа я заклинал тебя не ходить в пещеру. Зачем же ты все-таки пошел? Забыл, как забыл и я? Или именно оттого, что не забыл?
Сегодня я принял решение явиться в Дом правительства и лично спросить, не примет ли меня Председатель. Дело шло к вечеру, но, как всем известно, Председатель Юлиус обычно работает до поздней ночи.
Пока я шел к «Дому-на-горе», я никак не мог избавиться от ощущения, что город знает, куда и зачем я иду. Люди уступали мне дорогу, машины пропускали, когда я переходил улицу. Мне казалось, что всевидящее око, от которого не может скрыться ни один твой шаг, окутывало меня пристальной, как никогда раньше, отеческой заботой.