Тем временем Като уже освободила Фергюссона от верхней части комбинезона и инструментами ковыряет кожу. Оказывается, есть и другие осколки, достаточно крупные, чтобы на близкой дистанции пробить лёгкий бронежилет. Ну да, ведь никто не рассчитывал на контакт с противником, оделись как на прогулку.
Фергюссон по-прежнему смотрит в пространство, лишь морщится непроизвольно. Однако вздрагивает от резкого звука – Като бросила в металлическую кювету очередной осколок – и переводит туда взгляд. Кривится в какой-то неопределённой эмоции, начинает поднимать руку, но Като раздражённо хватает её, удерживая. Фергюссон повторяет это движение настойчивее, мышцы лица уже дёргаются – словно что-то рвётся наружу, а он пытается это удержать.
Вот тут медичка, наконец, замечает происходящее, отрывается от своего занятия.
Фергюссон вырывает руку из её пальцев, всхлипывает – громко, на срывающейся ноте – и закрывает лицо ладонями. Да уж, не хотел бы я сейчас быть на его месте, теперь не могу эти рвущие изнутри истерики. Хотя бывало, конечно. Мерзкое ощущение.
Като спокойно похлопывает рядового по плечу, бормочет: «Ну-ну…». Фергюссон быстро трёт лицо, как будто хочет что-то стереть с него, но только размазывает кровь и грязь ещё больше, полосами. Вперемешку со светлыми потёками слёз похоже на камуфляжную раскраску.
Стоит Фергюссону бросить ещё один взгляд в сторону кюветы, как он зажимает рот ладонью, а тело дёргает характерным спазмом. С громким: «Так, только не тут!» Като деловито сдёргивает рядового со стула, пихает в коридор, где его сразу и выворачивает.
Что ж, эту «образцово-показательную операцию» уже ничем не испортишь. Вот так обычно и получается: чем больше все ждут совершенства, тем хуже результат.
Медичка куда-то уходит, и в каюту Фергюссон возвращается один. Бухается обратно на стул, обмякает, проходится рассеянным взглядом по стенам и потолку каюты, останавливается на мне.
Неожиданно спокойно спрашивает:
– Лейтенант, вы будете писать похоронки?
Покосившись на Сина, киваю. Скорее всего.
– Напишите, чтоб ему звезду дали. Ну, обеспечивая безопасность, пожертвовал собой… Как там это пишут. Чтоб красиво, – он переводит взгляд на стену. Вздыхает словно бы устало. Шмыгает носом. Возвращается ко мне: – Я уже думал, что всё. Уже рядом. А тут – граната. И я такой – ну пиздец… А он такой… Ну, бухнулся на неё… И пф-ф!
Фергюссон взмахивает рукой, изображая взрыв, и лицо его снова идёт рябью сдерживаемых эмоций. Но нет, улыбается. Гыкает истерично.
– Пиздец, мне прям в морду – пф-ф! Блядь… Вот это вот, – он хватает со стола кювету и демонстрирует мне содержимое.