Через некоторое время мы опять решили сходить за добычей и обновить трофеи, но Маринка больше мелкого белья на улице не вывешивала.
А еще тот же Витька нам рассказывал, что своими глазами видел, как толстый и старый дядька Степан на сеновале делал ЭТО с нашей обожаемой Маринкой, как она закидывала стройные ноги на его волосатые плечи и стонала, будто ей больно.
Мы страшно ревновали и возмущались такой несправедливостью, мечтая хоть на миг оказаться на месте Маринкиного мужа.
***
И вот теперь я шел к этой Марине, которую не видел, без малого, тридцать лет. Сейчас ей должно быть за пятьдесят.
Еще от покойной бабки я знал, что дядька Степан давно умер, что Марина живет с детьми: со старшей дочерью и маленьким сыном.
В ту пору, когда они взрослели, я уже перестал наведываться в деревню, озабоченный своей жизнью, и даже не знал, как их зовут. Сейчас Маринкины дети должно быть взрослые, и вряд ли сидят возле матери.
***
Я пошел по грунтовой разбитой дороге к соседскому подворью, которое чернело вдали, в окружении неказистого запущенного огорода.
Дорога была плохая: влажные комья земли перемешались с мусором, стеклом, тряпками. Все это смерзлось в коралловые рифы, по которым я скользил, подворачивая ноги.
С горем пополам добрел до перекошенных Маринкиных ворот.
Глава одиннадцатая
26 января 2014 года, воскресенье
(продолжение)
***
Взялся за ручку калитки. Со двора раздался сиплый лай. Он тоже казался древним, как и вся окружающая реальность.
Трижды гавкнув, пес замолк. Я ждал.
Через несколько минут двери веранды приоткрылись, в щелке образовалась старушечья голова, по брови замотанная теплым платком.
– Кто там? – хрипло спросила старуха. Сморщенная и несчастная, возможно Маринкина мать.
– Здравствуйте! Мне нужно тетю Марину, – крикнул я, приветливо улыбаясь.
Старуха насторожено посмотрела на меня.
– Зачем?
– Я внук ее покойной соседки – бабы Матрены – Игорь.
– Что тебе надо?
– А тетя Марина дома? Я хотел спичек одолжить…
Просевшая дверь отворилась, черкнув о порог. Старуха вышла на крыльцо, осторожно переступила две ступени, поковыляла к калитке.
Пока она шла, переваливаясь с ноги на ногу, я вглядывался в ее лицо. Вероятно, она действительно мать Марины, потому что очень…
***
– Я – Марина, – сказала старуха и подвела на меня глаза.
Я ошарашено кивнул: ее лицо было морщинистое, опухшее, глаза заплаканные. От сгорбленной фигуры, от размазанных движений веяло вселенским горем.
– Ты откуда? – спросила Марина.
– Из Киева, – сказал я.
Марина дико посмотрела на меня и осела возле калитки. Тихо завыла, как покалеченная собака.