***
Я больше не слушал. Ухватил Веру за руку, отодвинул деда и решительно пошел по раскисшей дороге к бабушкиному дому, таща девушку за собой.
– Покайтесь! – завопил в спину дед. – Для спасения души нужно покончить с собственной волей-отравой, которая внушает человеку нелепую уверенность в том, что он – бог, стоящий выше всех!
Не оборачиваясь, я тянул Веру за собой.
Я и сам знал – намного лучше Федурки – что творится в столице.
Глава пятнадцатая
26 января 2014 года, воскресенье
(продолжение)
***
– Чудной дед, – сказала Вера, когда мы возвратились домой.
Поймал себя на мысли, что уже, про себя, называю старую бабушкину избу домом.
Будто чувствуя такую перемену, убогое жилище поменялось, стало нашим. Возможно потому, что мы немного прибрались, занесли дров, протопили печку.
Но я знал, что дело не в этом. Не единожды раньше замечал: стоит переночевать в незнакомом месте, как оно становится родным, а несколько ночей делают его моим убежищем и местом силы.
***
Вера присела за стол, отломила краюшку хлеба от початой буханки. Принялась голодно жевать.
– Не перебивай аппетит, суп подогрею, – я перехватил тонкую руку, развернул ладошку, поцеловал в запястье.
– Чуть-чуть, – увернулась Вера. По-детски стянула плечами.
– Подожди.
Я взял кастрюлю с утренним супом, поставил на плиту.
В городской квартире достаточно было бы поджечь газовую конфорку и через пару минут суп согреется. Но в деревенской избе для этого требовался целый ритуал.
Я нашел несколько поленьев посуше, и без сучков, аккуратно настрогал ножом тонких щепок, сложил из них горку в печурке, зажег. Дав прогореть, сверху наложил три полена.
Огонь разгорелся.
Вера все это время следила за мною, забравшись с ногами на кровать и охватив колени руками.
***
– Чудной дед, – повторила Вера. – О нечистой силе говорил… Я в это не верю. А ты веришь?
– Вера не верит, – скаламбурил я, пробуя суп.
– А ты? – спросила Вера.
– А я знаю…
– О нечисти?
– И о нечисти. Обо всем.
– Так уж и знаешь, – недоверчиво хмыкнула Вера. – Наши ребята из университета на Майдан ходили. Рассказывали, что там обычные простые люди отстаивают свои права.
Разве они – нечисть?
– Обычный простой парень ХОТЕЛ тебя прямо в туалете общежития, называя «комсомольским телом»? Обычные мирные люди выжгли глаза сыну тетки Марины?
– Ну, он же мент! Он защищал бандитскую власть.
– И ты… Маринкин сын стоял в оцеплении, куда его поставили его командиры, – сказал я, разливая суп в тарелки.
– А его командиры, и те, кто бросал огонь в молодых парней – зомбаки. Подчиненные бесов.
Я спиной чувствовал Верин недоверчивый взгляд. Обернулся.