Толпа зашлась в экстазе! Особенно визжали девочки-студентки в первом ряду, синхронно размахивая шарфами, как на футбольном матче:
– Але-але-але-але… Хто не скаче, той москаль… На гилляку!..
Паренек на столе отчаянно дернулся, захрипел и обмяк, теряя сознание.
– Гриша, воды! – крикнул Бубенчик. – Не дай ему подохнуть раньше времени… И нашатыря!
Подсобник мигом подхватил стоявшее за колонной ведро с водой, вылил ее на сомлевшего солдатика. Затем взял пузырек темного стекла, плеснул на ватку, сунул тому под нос.
Солдатик трепыхнулся, крутанул головой, засучил ногами. И заплакал.
Глава двадцать вторая
Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
(продолжение)
***
Больше вынести этого я не мог.
Я не слушал, что орал мне Ангел в обличии шлюхи. Не чувствовал, что он телепортировал мне в сознание.
Я кинулся к выходу, сметая зрителей, стоявших за мной.
Болела правая нога.
– Держи его! – донеслось рычание Бубенчика. – Он…
За мною метнулись две громадные тени и одна поменьше. Третьей, видимо, была Маричка, но я не оглядывался.
Я добежал к лестничной площадке, кинулся вниз через три ступеньки.
Первая тень настигла этажом ниже.
Краем глаза заметил, что это был мордатый Гриша.
Он попытался схватить меня за плечо, но я привычно ухватил кастет в правую руку и, не останавливаясь, с разворота, засадил Грише между глаз. Тот спотыкнулся, кубарем полетел в стену.
«Моторная память… Я бы сам так не смог. Видимо Василь Кутница был хорошим бойцом».
Второй громила догнал меня внизу, в вестибюле. Я проделал с ним тоже самое, что и с Гришей, но для надежности еще саданул ногой под ребра.
Охранники, стоявшие у входа, разинув рты, смотрели, как я расправляюсь с преследователем, но даже не пытались прийти ему на помощь. Также безропотно они выпустили меня на улицу.
В который раз убедился, что Василь Кутница не последний человек в этом дурдоме.
***
Оказавшись на улице, я с наслаждением вдохнул ночной февральский воздух, наполненный гарью и прочими ароматами большого скопления людей. По сравнению с запахами пыточной площади на восьмом этаже, этот воздух был альпийским.
Голова щемила от посторонних мыслей. Но на ангельские призывы «остановиться и спасти», которые горячими молоточками стучали в мозгу, я не обращал внимания – Маричка безнадежно отстала.
«Не загадал! Все-таки смог. Выдержал…».
Меня не покидало ощущение, что моя подруга – никакой не ангел Хамуил, а бес-искуситель, посланный Велиалом, чтобы я нарушил обещание.
«Да пошли они все!.. Я и сам смогу возвратиться».
***
Петляя по узким улочкам между палаток, я пробрался к пограничной баррикаде на Крещатике. Правая нога болела все больше.