– Нет смысла, потому что в нашей стране, и с нашим уровнем медицины, женщина все равно не выживет…
– Она девушка, – пролепетал я, но доктор не обратил внимания.
– Шансов никаких, – продолжил он. – Тем более, сейчас в Киеве ТАКОЕ…
Доктор многозначительно умолк, отвернулся к залитому солнцем окну.
– У меня будут деньги, – обреченно сказал я. – Сколько нужно?
– Ну… – замялся доктор, недоверчиво посмотрел на меня: мой внешний вид, одежда и автомобиль, на котором мы ехали, явно не внушал доверия.
– Сколько? Я найду любую сумму.
***
Глаза доктора плотоядно сверкнули.
«Он живой человек. Прикидывает, сколько можно наварить на моем горе. Однако он мне не верит…».
– Любую сумму, – повторил я с нажимом. – Лишь бы жена стала на ноги… Сколько?
Доктор притворился, что считает в уме.
– Тысяч сто, – сказал он через минуту. – Евро, разумеется. Это если в Берлине делать. У меня есть выход на одну хорошую клинику, и доставку организуем. Так будет быстрее и эффективнее. Но можно в Израиле попробовать, если для вас Германия дорого…
– Не дорого, – перебил я. – Завтра сто тысяч евро будут. Куда занести?
Доктор уставился на меня, затем в окно, затем опять на меня.
– Никуда, – залепетал он. – Вы просто подтвердите, что деньги У ВАС, и я сразу же свяжусь с клиникой.
– Связывайтесь прямо сейчас. Деньги есть. Лучше готовьте перелет в Берлин. Если благополучно уладится и обойдется, ЛИЧНО ВЫ получите десять тысяч. Без договоров и квитанций.
Доктор подобострастно кивнул и вышел из кабинета.
Глава двадцать девятая
Вечер, 15 февраля 2014 года, суббота
***
Меня выписали после обеда того же дня. Сестричка Клава принесла два покрытых каракулями листа – историю болезни, вручила мне, и сказала, чтобы собирался домой.
На мой вопрос о докторе, сестричка лишь снизала плечами да пролепетала что-то невразумительное. Зато, как я не умолял, категорически запретила навещать Веру в реанимации. Даже пригласила санитара, чтобы тот проводил меня к выходу.
«Может и к лучшему, – думал я, топая к ближайшей автобусной остановке, щурясь от снежной белизны. – Страшно видеть ее беспамятную, забинтованную, обвешанную капельницами и трубками. Страшно помнить ее, лежащую на грязной обочине, с раздробленной головой и вывернутыми ногами…
Буду помнить ТУ – недоступную, книжную – четырехмесячной давности, в автобусе.
А еще лучше – сидящую на мне, текущую, дрожащую, шепчущую детские стишки вперемежку с нецензурными словами…
Дорогая моя Отличница!
Я сделаю все, чтобы возвратить это счастье!».
***
А что сделать – уже знал.
С того самого мгновения, когда врач сказал о деньгах и лечении за рубежом.