Дневник давно погибшего самурая (Бузницкий) - страница 22

Когда я вышел из подъезда, она почти вся исчезла с моего тела, застыв последней каплей на кончике безымянного пальца левой руки. Уже на улице, как только эта капля сорвалась и полетела вниз на тротуар, из окна последнего верхнего этажа упало тело молодой девушки, его как будто кто-то выбросил намеренно, за ненадобностью. Оно вдребезги разбило одну из машин, припаркованную рядом с домом, разбила так, словно состояла не из мяса и костей, а из железобетона.

…упавшая капля крови на тротуаре быстро исчезала под ногами прохожих и через минуту от неё почти ничего не осталось. Подойдя к перекрестку, я обернулся и посмотрел наверх, туда, где ещё можно было разглядеть окно, распахнутое мною. С его подоконника слетел белоснежный голубь и быстро исчез в синеве неба. Всё. Теперь точно всё. И я сделал шаг в свое настоящее…


17.02.2021

03:44 (время точное)

Есть какая-то магия, загадка в любом листе чистой бумаги. Каждый раз чувствуешь себя перед ним новорожденным без содержания, без смысла самой сутью слов – никем, ничем, никто. Ничто… Но как только прикасаешься к его чистоте, тебя сразу же начинает кто-то искать сквозь годы, столетия, сквозь толщу времен и когда ты кого-то из них находишь, то начинаешь повторять с ними их путь, хочешь ты этого или нет. Путь который однажды начал тот самый любимый ангел Бога, который так далеко от него ушел, что до сих пор к нему так и не вернулся, но ни они, те еще для меня неизвестные, ни я пока ещё не знаем насколько мы далеко от Него ушли, но каждый раз спасает одна мысль при этом, на сколько далеко мы не уходили бы от него все равно мы будем неминуемо приближаться к Нему пусть и с другой стороны вечности, приближаться даже тогда, когда совсем этого не будем хотеть, приближаться вместе с теми, кто этого тоже не будет хотеть. Ни за что не будет хотеть…


…это был 1942 год. Блокадный Ленинград. Его обледенелая сверкающая мгла не без усилия, казалось, самой смерти впустила меня в свои холодные безжизненные пределы…

Иду по Невскому проспекту, уступая дорогу обессиленным людям. Они устало бредут мимо сугробов, которые так нестерпимо блестят в лучах полуденного солнца, как груды драгоценных камней их несметных сокровищ, рассыпанных везде, куда хватает глаз, но на которые, к сожалению, нельзя купить или хотя бы выменять им даже самый маленький кусочек хлеба в который сейчас вмещается их единственная такая огромная, такая безразмерная, просто вселенский размеров мечта, такая сейчас несбыточная, такая недостижимая для всех этих людей, идущих сейчас навстречу мне. И даже если бы эти несметные сокровища вокруг них были созданы не из замершей и обледенелой воды, а были настоящими, то и тогда любой из них, кто был рядом со мной и проходил мимо меня, готов был тут же в любую секунду своей теперешней жизни отдать, не задумываясь, все сокровища мира за всё тот же кусочек хлеба, любого хлеба, даже самого черного-пречерного, засушенного до невозможности хоть сто лет назад, им было все равно, лишь бы кто-то дал бы им этот хлеб, а если не дал бы, то они были готовы в любой момент его взять силой, если бы где-нибудь его увидели и тут же, схватив без промедления, засунули бы себе в рот, и даже не для того, чтобы съесть, это было бы полным кощунством с их стороны перед этим кусочком хлеба, а просто чтобы сосать его, как любимую конфету из далекого-далекого детства, сосать долго-долго, желательно до самой смерти…