Сейчас он отдавал себе отчёт, что в силу сложившихся обстоятельств, она для него недоступна, возможно, навсегда. Но пока это его не приводило ни в бешенство, ни в ярость. Находясь среди этих людей, он внимательно следил за ней, решая для себя окончательно, стоит ли бороться за неё или нет. За время поездки он подходил к этой девушке и её родителям ещё не раз, но ни разу с ними так и не заговорил, для него они уже были мертвы. Почти мертвы. Кроме неё. Но пока он всё ещё решал, что с этим делать. Как её спасти.
Тем временем в Освенциме днём и ночью продолжался обычный процесс отправки людей в газовые камеры, а затем в крематорий, где ещё теплых, едва живых, их начинали сжигать, не замедляя эту неблагодарную работу ни на минуту.
Прибывших из Голландии евреев ждала та же участь, что и остальных, и которая начала исполняться без всякого промедления и задержки с бездушной немецкой точностью и, как всегда, практически поминутно, если не по секундно.
Последняя очередь из этих людей уже заканчивала исчезать в фальшивых душевых, откуда был только один выход – через трубу крематория, когда Иоахим быстро подошёл и силой вырвал эту девушку из толпы обреченных. Её родители даже не поняли, что произошло. Отведя её в сторону, он приказал ей ждать, пока всё не закончиться. Он должен был до конца проследить, что бы удостовериться, что с этими людьми покончено. Это не было его прихотью, это была железная инструкция при таких ликвидациях, которую ещё надо было оформить по всем бумагам, как выполненную работу. Когда последний из этой партии исчез в здании душевых, он приказал сопровождающих его, готовить документы на них, на всю эту партию евреев, которая, фактически, была уже вся уничтожена. После чего схватил девушку за руку и повел туда, где были свалены, сброшены вещи новоприбывших. Там их уже начала сортировать похоронная команда из числа местных узников.
Иоахим понимал, девушка должна иметь приличный чистый вид, если он хочет её спасти. Сейчас, после нескольких дней пути, без воды и каких-либо условий для соблюдения личной гигиены, эта задача для него усложнялась. От неё уже шел, исходил этот запах давно немытого тела, женского тела, такого до невозможности мучительно манящего для него, но теперь он, этот запах, означал для неё только одно – обреченность и пойманность, был её запахом жертвы, загнанной добычи, но, если честно и откровенно, то Иоахим ничего бы для этого и не делал, а просто взял бы её прямо на куче этих, никому уже ненужных, чемоданов, но тогда он её погубит, и точно опоздает спасти. А он уже решил её спасти во что бы то ни стало.