Старая, почти забытая ревность, проснулась вновь.
– Вы не могли бы делать наследника по ночам?! Ладно еще Верена! У нее воображения кот наплакал, но ты!..
Себастьян лениво повернул голову и еще ленивей сверкнул зубами.
– Вот тут ты глубоко ошибаешься, – сказал он. – Воображение у этой крошки, что надо!.. – и в подчеркнутом блаженстве вздохнул. – Хотя не буду скромничать: я тоже кое-что понимаю в таких делах.
Маркус почувствовал, что краснеет.
– Еще бы ты в этом не понимал!.. Всю жизнь лошадей разводишь.
– Жеребчики у меня выходят, что надо, – смиренно подтвердил граф, почесывая ногу под голенищем. – Не все, конечно, с воображением, но экстерьер потрясающий. Если не считать Фердинанда, – взгляд стал прямым и тяжелым.
Маркуса Фердинанд не интересовал.
– Прекрати это! – процедил он. – Ты прекрасно знаешь, как делаются дети! Верена наверняка беременна с самого первого раза. Заставь ее сделать тест и прекрати этот чертов цирк с градусниками!.. Хватит уже на посмешище себя выставлять!
– Ты что-то имеешь против секса вообще, или только против меня лично? – едко уточнил Себастьян.
Маркус сжал зубы.
Да, он имел очень многое против графа лично! Прошедшие годы мало что изменили.
– Ты женат на самой прекрасной женщине, которую в грош не ставишь, – процедил Маркус. – Ты заставил ее рожать, пока… все там не пришло в негодность. А сам изменял ей со всем, что способно двигаться! Ты сделал ребенка горничной, в то самое время, когда твоя жена носила Филиппа! Ты привел его в дом и признал его своим сыном, на глазах у жены!.. Но то, что ты сейчас делаешь, это просто верх бесстыдства. Даже для тебя, Себастьян! Марита была тебе хорошей женой. И ты не должен был соглашаться на эту мерзость!
Себастьян не дрогнул, не изменился в лице. Лишь стек, которым он постукивал по закинутому на колено сапогу, ударил чуть громче.
– Марита – прекрасная женщина! – начал Маркус в запале, но понял, что повторяется и сорвался на какой-то жалкий фальцет. – Она такого не заслужила.
– Если она такая прекрасная, почему на ней женат я, Маркус? Нет, объясни мне, почему я? Мне было двадцать, когда Седрик прострелил себе голову, я ничего толком не мог тогда возразить. Мой отец умер, в доме распоряжался дядя. А твоя мать имела влияние, в отличие от моей. И если бы ты пошел к ней, если бы ты ее попросил, Лизель нашла бы способ женить меня на ком-то еще. Дядя уже тогда мычал перед ней, как мягкий теленок… Так почему же, в таких условиях, распрекрасная Марита оказалась моей женой?
Взгляд Себастьяна был холодным и острым.
– Я ничего не мог поделать! – прошипел Маркус. – Ты стал новым графом, ее родители…