– Плуты, вертай назад гривны, тати! – кричал Еремей.
– Девку купил Ерема, – кричал девичий голос из нашего поезда.
– Еремей, ажанись на девке! – кричал другой голос.
Все смеялись, веселились. Такая простота. Эти люди и не догадываются, с каким комфортом можно жить, сколько развлечений иметь в доступе, что можно покривляться в телефон и никогда не знать, как добывается хлеб. Эти люди умеют жить лучше, они умеют быть счастливыми, умеют замечать в жестокой и казалось беспросветной жизни яркие моменты. Юмор настолько натуральный, какой-то наивный, детский и это замечательно!
– Вона, зараз Ерема аще приде серебро брать, – смеясь, сказал все еще стоящий возле меня Филипп.
– А по што ни ты дружка? – спросил я. Филип казался более, как сказали бы в будущем, коммуникабельным.
– Так и жонку маем и чады и сын и дщерь – куды мне? – пояснил как неразумному Филип.
– Филип, дай серебра! Тати енти – ушкуйники акаянные! – взревел Еремей.
Филип отошел к своим саням, где сидела симпатичная на лицо молодая женщина и еще один мужчина лет под пятьдесят с мечом в руках, и серебряной шейной гривной разминал, видимо, затекшие ноги. Лицо его говорит о почтенном возрасте, но стать, движения выдают в нем еще сильного, опытного воина. Попробую догадаться – жена и отец Филипа. И лицом сын с отцом похожи и движения у обоих как будто тигры – кошачья грация и опасность. Филип десятник и воспитал его отец. Это же какой воин будет отец, если его сын в возрасте чуть за двадцать уже десятком командует?
– Ворота открыли – едем! Едем! – начался опять гвалт и балаган.
И начались… похороны. С криками, типа «да на ковож ты нас», «ой покидаешь нас девка» и другое в исполнении профессиональных плакальщиц, вышла процессия. В центре брела фигура – нет, не человек восковая подвижная фигура. Безэмоциональная походка как будто на пуантах. Плывет статуя Божаны. Лицо закрыто, но туго заплетенная черная коса со множеством лент не дает сомнения, что это моя красавица. Множественные одежды сверкают, отливают разноцветием, на головном уборе массивные украшения, платье звенит десятками, а то и сотней бронзовых колокольчиков, особенно много их нашито на подоле. На руках поверх руковов отливают на морозном солнце десятки стеклянных браслетов как чисто голубых, так и из комбинаций разных оттенков и орнаментов.
Вокруг моей будущей жены кружится человек, одетый в медвежью шкуру и периодически рычит. И это со стороны выходящих из подворья! Контрастом этого шествия – песни с дудками, пением, доносящимся от поезда жениха.
Вскоре все погрузились в сани и помчались. Узнавать направление я не стал, но Еремей сам залихватски, как будто уходил от погони, задавал вектор движения.