.
Эта реальность прячется у нас под носом, когда мы обосновываем приносимые нами жертвы необходимостью приумножения человеческого капитала. Этот термин любят экономисты, поскольку он создает впечатление, будто все мы являемся квазикапиталистами, обменивающими и максимизирующими ресурсы, которые имеются в нашем распоряжении. Предполагается, что если мы бедны, не имеем работы или испытываем другие трудности, то так происходит потому, что мы недостаточно инвестировали в образование и развитие навыков. Навыки, которыми мы обладаем, имеют для нас первостепенную ценность, поскольку мы отождествляем себя с ними. Наше социальное положение (и наше ощущение того, кем мы являемся) отражается в этих культурных, образовательных и социальных приобретениях, а также в следующей из этого самооценке[67]. Таким образом, человеческий капитал прочно привязывает нас к процессу накопления, который предопределяет ценность склонностей и навыков в соответствии с тем, насколько они способствуют прибыльности. Однако, как указывают критики понятия «человеческий капитал», в нем упускается тот момент, что в оценку отдельных форм человеческого капитала включаются власть и эксплуатация[68]. Человеческий капитал скрывает наши остающиеся без вознаграждения инвестиции, как он скрывает и сам процесс, который порождает все больше и больше этих инвестиций, сталкивая нас друг с другом в схватке за сделавшиеся дефицитными ресурсы.
В тех случаях, когда на кону стоят доход и статус, мы предпринимаем отважные попытки реализовать посулы человеческого капитала, сталкиваясь с давлением, снижающим ценность наших материальных и нематериальных приобретений. Многие из этих попыток принимают форму социальных и политических стратегий, способствующих взаимной конвертируемости человеческого и материального капитала в попытке извлечь выгоду из одного в погоне за другим. В государственном секторе к подобным попыткам может относиться давление на власти, чтобы они устанавливали директивы для сферы образования и гарантировали, что стандартизированное школьное обучение откроет путь к достаточным доходам. В частном секторе эти попытки могут предполагать создание жилых районов, где хорошая инфраструктура сочетается с лучшими школами. Благодаря реновации жилья, различным видам гражданской активности и образовательным стратегиям, отдельные районы превращаются в хорошие места для воспитания детей. Эти устремления объединяют и разъединяют нас, а наши усилия свидетельствуют об их хрупкости. Тем не менее мы называем все это «сообществом», подразумевая спонтанную солидарность, которая сама по себе обладает ценностью, дающей нам возможность для ее капитализации. Этот ярлык затуманивает те структурные силы, которые стимулируют наши усилия и ограничивают их успех