Политическое согласие обусловливается институционально закрепленным обещанием гарантий для тех, кто инвестирует в немецком стиле: работает как можно больше, доверяет управление своими сбережениями национальной экономике, воздерживается от чрезмерных требований к ней и платит из своего кошелька за этичные продукты. Ныне подобный инвестиционный дух требуется декларировать более настойчиво, поскольку он не приносит того результата, который от него ожидает большинство населения. Труд в Германии становится все более прекарным и менее оплачиваемым, поддерживать уровень жизни, к которому привыкли немцы, оказывается все труднее, права на получение пенсии находятся под угрозой, а бедность и недовольство нарастают. В моем последнем исследовании, посвященном финансовым консультациям, прослеживались проистекающие из этого политические и нравственные брожения.
В связи с тем, что часть посетителей этих курсов равнодушно относилась к финансам, я отмечала, что консультанты твердили об ответственности людей перед своими детьми и о семейных ценностях в целом. Консультанты рекомендовали родителям давать детям деньги на карманные расходы, чтобы научить их распоряжаться своими средствами, и советовали не потакать их чрезмерным запросам, в то же время открывая долгосрочные сберегательные счета для каждого ребенка. Они одобряли инвестирование в недвижимость, исходя из того, что это обеспечит семьям стабильность в долгосрочной перспективе, а собственность в конечном итоге станет замечательным наследством. Кроме того, они побуждали всех расплатиться с долгами и накопить на старость достаточно, чтобы не стать обузой для взрослых детей.
Финансовые консультанты также превозносили личную ответственность. Подобная мораль, которой пронизана публичная риторика в Германии, предполагает упорный труд и бдительное сбережение: нужно быть скрупулезным в потреблении, брать на себя только те долги, которые готов обслуживать вовремя, сохранять сбалансированный бюджет и резервы на будущее. Если кому-то недостает самодисциплины, это можно исправить с помощью рыночных стимулов, таких как автоматические удержания из зарплаты, налоговые вычеты для средств, вложенных тем или иным одобренным целевым способом, принятие реальных обязательств по выплате долгов за имущество длительного пользования. Утверждается, что нельзя тратить деньги без нужды, если эти деньги уже обременены обязательствами за некое большее благо.
Подобная ответственность выступает противовесом жесткой бюджетной экономии Германии. Ее политические и экономические лидеры представляют подобные меры в качестве краеугольного камня гражданской сознательности, и зачастую эта политика формулируется на контрасте с предполагаемой моральной недобросовестностью таких закредитованных стран, как Греция. Но теперь эта мораль оказалась под угрозой из-за ситуации, когда немецкие вкладчики теряют поступления от своих сбережений по причине низких процентных ставок, к тому же их предупреждают, что пенсионных сбережений будет недостаточно для поддержания того же уровня жизни после выхода на пенсию. Привыкнув к ответственному накоплению в условиях, когда банки и социальное страхование сохраняют ценность их сбережений, многие немцы предполагают, что этот механизм будет действовать и дальше. Они не испытывают особого энтузиазма, когда к ним обращаются исключительно как к потребителям рискованных финансовых продуктов.