Михаил Александрович, есть значимые события, что разделяют нашу жизнь на «до» и «после», когда мир уже никогда не будет прежним. В прошлое навсегда закрывается дорога и остаётся только один путь – идти вперёд. Я говорю о последствиях. Нельзя никуда свернуть, «пока не соберёшь весь свой урожай».
Итак, это случилось давно, ещё до революции. После окончания университета движимой светлой идеей служить Отчизне и людям, я отправился в один из отдалённых уездов N-ской губернии. С рвением, свойственным молодости, принялся за дело. Первое время всё шло хорошо. Никакие трудности меня не смущали, даже наоборот, закаляли, придавали уверенности в своих силах. Колесил по селениям, лечил, просвещал крестьян относительно гигиены и телесного здоровья вообще. Но однажды ко мне заехал в гости пожилой коллега, опытный лекарь, пользующийся здесь большим авторитетом. Мы разговаривали, пили чай на веранде моего дома, когда на пороге появилась женщина с растрёпанными волосами и сразу стала умолять поехать с ней. Она быстро что-то говорила, задыхалась. От неё просто веяло безысходностью, трагизмом, невысказанным горем. Из всего, что говорила крестьянка, я разобрал только слова «муж», «умирает». Но и этого было вполне достаточно, чтобы понять о чём шла речь. Старый врач, не вставая с плетённого кресла, внушительно задал ей несколько вопросов, на которые получил сумбурные ответы. А затем отрезал, что её муж больше не жилец, наша помощь ему уже не потребуется, пусть зовёт священника. Это было сказано в такой безапелляционной, не терпящей возражения, форме, что несчастная женщина не стала больше упрашивать, повернулась, совсем сгорбилась под невидимым гнётом и пошла прочь. В ней было столько скорби, безмолвного отчаяния, смотреть тягостно. Её вид побуждал меня броситься следом и бежать к больному человеку. Однако, Андрей Владимирович, так звали моего гостя, остановил меня, заявив веско, что такое рвение ни к чему, надорваться не мудрено. Да и зачем жилы рвать, если Бог уже ждёт бедолагу на свою исповедь. Потом снисходительно добавил: «Ну если уж я так хочу, то могу помочь денежно». Всё! Дальше он преспокойно продолжал пить душистый чай с клубничным вареньем, раскрывая наставительно по доброте душевной некоторые профессиональные секреты. Мне же от всего его самодовольного вида, от убитой горем женщины стало не по себе. Сомнения и чувства вины принялись грызть мою душу. Я ощущал внутри жаровню, раскалённые угли которой жгли нещадно всё сильнее и сильнее. Сотни острых иголочек принялись колоть моё тело, отчего потерял покой, занервничал, задёргался, а после и совсем перестал слушать увесистый монолог самовлюблённого дурака. Какими только эпитетами я не награждал его «за глаза». Но больше всего меня разозлила моя покладистость, безволие, боязнь оскорбить такого уважаемого в округе человека, способного потом поднять на смех мои действия и выставить в последствии меня в невыгодном свете, позволь я себе усомниться в знаниях, умениях Андрея Владимировича. Какими только эпитетами я не награждал его и себя. Неожиданно, «мой учитель» засуетился, поднялся, сказал, что засиделся, а ему надлежит выполнить ещё некоторые важные поручения, что обещал сделать их в срок, но запамятовал. Поблагодарил меня за гостеприимство, взял шляпу, трость, сел в двуколку и отбыл. Фу, наконец-то освободил меня от своего присутствия.