Усилия по поддержанию порядка лишили главного в жизни: времени на чтение книг, посещение выставок и театра не оставалось. Редкие встречи с новым мужем в постели перестали приносить радость.
Константин Игоревич банально, без вдохновения, выполнял супружеские обязанности и сразу засыпал.
Вечерами им не о чем стало разговаривать.
Вера всё чаще вспоминала, как они познакомились, как он был заботлив и ласков, сколько было тем для разговоров.
Константин Игоревич стал груб, раздражался по любому поводу. На его тумбочке появилась фотография близнецов с мамой.
Не так давно он называл эту женщину курицей и наседкой, не хотел ничего о ней слышать. Теперь, когда диалог выливался в скандал, Константин Игоревич всё чаще приводил в пример чуткость, хозяйственность и выдающиеся способности бывшей жены.
Вера сидела на заиндевелой скамейке, не в силах сдвинуться с места, хотя чувствовала, что ещё немного и заболеет.
Какая разница, сможет она выйти завтра на работу или нет, если жизнь и на этот раз оказалась миражом? Всё рухнуло. Она так и не сумела создать семью.
Женщина тянула с возвращением домой, хотя окончательное решение вызрело, альтернативы ему не было.
Необходимо немедленно расстаться. Нельзя устраивать счастье за счёт несчастья чьей-то жены, матери, бог знает кого, но не своего.
Единственно, чего Вера не могла однозначно решить, нужно ли и на этот раз уезжать из этого города, есть ли для неё место на этой неласковой для неё земле?
Почему так происходит? Ведь всё сложилось как нельзя лучше: любовь, доверие, страсть. Наконец-то она почувствовала себя любимой.
Впрочем, это было и в первый, и во второй, и в последующие разы, когда она влюблялась на всю жизнь.
Вера и тогда была счастлива, но совсем недолго.
Неужели так у всех?
Как романтично начинались отношения, какое яркое светило солнце на абсолютно чистом небе бирюзового цвета.
Воздух был упоительно свеж, вода в реке искрилась брызгами от взмахов вёсел.
Нина смотрела на любимого зачарованным взором.
Немного покатавшись на лодке, заплыли в заводь, в самые камыши, где их уединение толпой окружили кувшинки.
Тишину нарушал лишь шелест крыльев разноцветных стрекоз, зависающих над водой.
Они целовались, целовались, целовались. Потом смотрели в небо, рассуждали обо всём и ни о чём.
Саша положил голову на колени спутницы, закрыл глаза. Как приятно запускать руку в шелковистые волосы, смотреть на него, засыпающего, млеющего от избытка чувств, оттого, что Нина баюкала, как мама малыша.
Не было нужды говорить. Без этого было хорошо, потому, что она с ним, он с ней.