Несоответствие внешних декораций с тем, что скрывала от глаз неприглядная униформа, было поразительным, немыслимым.
Мохнатая поросль между ног притягивала мой нескромный взгляд, пытаясь продолжить движение за пределы видимости, а прочее домыслить. Я пытался противиться соблазну, но воображение вело дальше и глубже, предлагая немыслимые варианты.
Веркина шея и кожа груди пылали пурпуром.
Миниатюрные белоснежные грудки вздымались в такт глубокому дыханию, требуя, даже настаивая – дотронься!
Наваждение нарастало с ускорением, путая мысли, кружа голову.
Женщина смяла невесомое платье в горсть, спрятала в него лицо и заплакала, не предпринимая, однако, попыток скрыть завораживающее зреелище.
Ноги широко расставлены, напряжены, под кожей пресса вибрируют развитые мышцы, холмики грудей ритмично подскакивают в такт всхлипываниям.
Какие, чёрт возьми, ещё нужны подсказки?
В таком виде, без лица, она была обворожительно прекрасна.
Если учесть, что так близко и откровенно я увидел соблазнительную картинку впервые в жизни, не сложно представить, как вела себя химическая фабрика моего созревшего, готового к первородному греху организма.
Я был ошеломлён щедрым подношением, растерян, импульс посылаемый мозгом приказывал действовать немедленно. Я едва не поддался на провокацию.
– Люб ты мне, зоотехник! С первого дня люб! Только о тебе и думаю, спать не могу. Возьми меня, Христом богом молю. Ты же понимаешь, о чём я тебя прошу. Ну, хоть один разочек? Дай мне почувствовать себя женщиной, девушкой. Не побрезгуй. Ты же мужик, чёрт возьми. Чего тебе стоит. Только один разок, всего. А я счастлива буду. Я ведь молодая ещё, красивая. Во всяком случае, тело у меня совсем не такое, как лицо. Ну, пожалуйста, Петрович!
Всё это она произнесла скороговоркой, словно боялась не успеть или передумать.
Верка, соблазнительная до жути, до колик в животе, стояла не двигаясь. Я сидел в двух шагах, пригвождённый намертво к колченогому стулу, на который свалился, отпрянув от неожиданного зрелища.
Мы оба пребывали в ступоре, только ситуацию видели и чувствовали с разных сторон.
Должен же быть выход из этого щекотливого, неоднозначного положения. Обязательно есть.
Я с трудом встал, голова совершала отдельный от тела кругосветный полёт.
На меня резко накатывали одна за другой штормовые волны сладострастия, перемежаемые моментами отрезвления, когда становится понятно, что нельзя брать всё, что дают даром.
Невыносимо, до боли в паху, хотелось немедленно, прямо сейчас стать мужчиной.
Вот она, Верка, стоит передо мной, демонстрируя убедительные достоинства, хитроумные чувственные соблазны, способные лишить рассудка практически каждого, кому посчастливится лицезреть молодую женщину в таком пикантном обличье, ожидает приговора, мечтает отдать своё крепкое тело без оговорок в полную власть повелителя, которым сегодня и сейчас считает меня.