В деревне даже столбы с глазами. Наверняка сарафанное радио уже объявило, что Верка в гостях у зоотехника. То, что с ней происходит – настоящая истерика.
Затопленные слезами глаза не дают верного ориентира.
Вера ударяется лбом о косяк, начинает выть, приседает, тычась лбом в стену, не замечая, что одеяло свалилось, что опять предстаёт перед моим взором в чём мать родила, только реакция на её наготу теперь совсем иная.
Мне Верку до невыносимости жалко, даже стыдно перед ней.
Хочется немедленно накрыть от постороннего взора, хотя кроме нас здесь никого нет, наивную, выставленную напоказ плоть, но мне стыдно до неё дотронуться.
Мысленно, если быть до конца честным, я уже не раз совершил с ней совокупление, дотрагивался до груди, целовал животик.
Было, чего греха таить. Плоть глупа. Инстинкт самца любого может превратить в животное.
Лишь я один знаю, чего стоило отказать.
Себе и ей.
Сердце до сих пор выскакивало из груди, внизу живота разбуженный зверь вибрировал, напрягался, переполненный кровью.
Я изо всех сил пытался успокоиться. Даже голосом не хотел показать возбуждение.
– Приходила-то зачем, Верунь? Давай, что ли пироги твои есть. Простыли небось, пока ты художественной гимнастикой занималась. Да и водочка в самый раз сгодится. Посидим, погорюем на пару, пожалуемся друг другу на жизнь горемычную. Думаешь у меня нет повода грустить? Да сколько угодно. Проходи, садись. В ногах правды нет. Да улыбнись, наконец! Только сначала оденься. Негоже перед начальством голыми ягодицами сверкать.
Верка долго сморкалась, умывалась, громко щёлкая соском умывальника, то и дело подправляла падающее с бёдер одеяло.
Казалось, что она тянет время намеренно, всё еще надеется, что передумаю, соблазнюсь, и праздник, не смотря ни на что, состоится.
Одевалась Верка, совсем не скрываясь, тайком исподлобья поглядывая на мою эмоциональную реакцию.
Она долго поправляла платье, ёрзая, поднимала подол, демонстративно подтягивала трусики, которые оказались отчего-то у неё в кармане платья, хотя пришла без них.
Ещё более картинно натягивала и поправляла чулки, поднимая попеременно ноги на сиденье стула, оглаживая ноги.
Уходить от меня побеждённой она не хотела. Пыталась, во что бы то ни стало очаровать, чтобы заглушить стыд хоть этим. Отдаться по любви, считала она – совсем не грех.
Процесс одевания занял времени раз в десять больше, чем обнажение.
Поколебать моё решение уже было почти невозможно.
Хотя, хорошо, что Верка не знала об этом: я был на грани.
К этому моменту ко мне окончательно вернулась способность логически мыслить, хотя теперь и мои глаза были на мокром месте.