Рубинчик врос в кресло. Ему стало не по себе. Как бы хороша не была Леся, тему интимную перед первой встречной озвучивать совершенно не хотелось. В звуке голоса, в выражении лица его стало столько холода и отчужденности, что он вполне мог бы заменить Кая, складывающего изо льда известное слово.
– Я почему спрашиваю, – быстро проговорила Леся, вспыхнув. – От этого вкус спермы меняется.
Рубинчик поперхнулся.
Белый павильон на противоположной стороне улицы поплыл цветами. Туда же пустились рекламные щиты, конструкции и «Немецкая обувь». Сердце застучало, заиграло.
Посетителей становилось все больше. Создалось впечатление, что всех вваливающихся в бар охватило радостное возбуждение.
– А это имеет значение? – снисходительно улыбнулся Рубинчик, мысленно расстегивая ремень. Хотелось пить. Причем пиво. А Леся молчала. Рубинчик закинул ногу на ногу.
– Конечно, имеет, – поторопилась Леся, открыто взглянув.
Краска на щеках, блеск глаз, порыв – все говорило о возбуждении. Ладонь Леси, коснулась пальцев Рубинчика.
– Понимаешь, мы на «ты», да? – не дожидаясь ответа, она продолжила. – Это важно. Вот, например, мне хочется, – девушка запнулась, – попробовать, а я не люблю когда она горькая. Ты не заказывай сейчас, хорошо?
– Хорошо, – отозвался радостный Рубинчик. – Что за день, боги, – думал он. – Катер, солнце, отсос. Сама предлагает. Да хрен с ним с пивом. Можно полчаса потерпеть. Низ живота приятно ныл. Хотелось, чтобы успокоили лаской.
– Леська, какими судьбами! – у стола застыла глыба.
Рубинчик даже не услышал, как к столику подошли. Появление парня ожидалось менее всего.
«Шантаж. А у меня только десять штук и то в кабинете. Муж? бой? А может убежать?» – мысли бились и застревали ответами.
– Леська, ты подумай, вот хрен моржовый: я на выставку, выставки нет.
Фактура парня плохо сочеталась со словом «выставка», разве что «коневодства», отчего Рубинчик самодовольно ухмыльнулся.
– Это Ромка, – представила Леся знакомого. – Ромка – художник. Он дома штукатурит.
Рубинчик посмотрел на руки и тело художника Ромки и почувствовал разряженную не в горах атмосферу.
– Воды! Воды-ы! – завопил Ромка пафосно, бросившись к барной стойке. – Только вы…
О чем дальше шла речь, Рубинчик не слышал, они с Лесей ушли. Куда, зачем, мужчина и сам недоумевал. Экстаз и томление остались позади.
– Идем, – проговорила Леся, вложив свою ладошку в ладонь Рубинчика. Ее указательный пальчик хулиганил и щекотал.
Зелень деревьев, прибой, глупые позывные катеров и чаек творили чудеса.
– Так я пиво не пил, – широко улыбаясь, напомнил мужчина, едва сдавив Лесину ладошку.