– Да.
Хозяйка пристально посмотрела, отчего сидевшему на корточках, стало не по себе, и отправилась в дом.
– Чего у неё изба такая кривая? – спрашивал учёный муж повеселевшую Татьяну, – того гляди, развалится. Вросла в землю, как мошка в янтарь.
– Вот и поправил бы.
– Поправишь, – усомнился Яков. – Сам дом переделывать надо. На одних подпорках держится. Кто за старуху в ответе? К какому она собесу относится?
– Собес? Ну, уморил. Ну, деревня-матушка, – не унималась женщина.
Якову Алексеевичу стало неприятно и он замолчал.
По дороге в Ярославль, геолог вспомнил разбитую плошку, и нащупав дно рюкзака, потянул осколок. Им оказался не черепок тарелки, а кусок старого кувшина совершенно кустарной работы, лишённой выдумки и мастерства.
Повертев в руке обломок, Яков отвёл глаза. Мысль недолго созревала догадкой. Ваза была сделана из синей глины. Не коричневой, не бурой, а именно синей. Дыхание Якова Алексеевича зашлось.
Секунду спустя, кусок лёг на место, а рюкзак зашнуровался так быстро, как никогда за всю свою недолгую жизнь.
* * *
Ярославль встретил Антона Ильича абсолютно равнодушно: серыми тучами, безликим зданием вокзала и остановившимися на старой постройке часами.
Приятных лиц было мало, а весёлых лиц и того меньше. По всему, Антон Ильич, взволнованный и чуть растерянный, не захотел знакомиться с красотами города, а сразу направился к кассам.
– На Данилов когда отходит поезд?
– Смотрите расписание. Электричка в двадцать тридцать.
– В двадцать тридцать, – повторил столичный гость, оглядываясь в поисках таблицы.
К вечеру, измученный дорогой человек, осматривал пустой сельский вокзал и удивлялся, как получилось, что он, учёный, бросился по звонку и теперь вынужден сидеть, словно выгнанный пёс, в ожидании знакомого.
– Простите, простите, Антон Ильич.
Мужчина проснулся оттого, что кто-то тряс его настойчиво и аккуратно.
– Это я, Антон Ильич, Яков.
– Ах, Яша. Где же Вы, дружок были? Я выглянул, а кругом леса, леса…
– Нам ведь здесь придётся побыть, – начал извиняться ученик, и, предотвращая негодование, поторопился закончить. – Я вот зачем Вас вызвал.
Дальнейшие предрассветные часы промчались тройкой по верхушкам деревьев и растаяли туманами.
Антон Ильич всё ещё держал в руках доказательство своей теории и говорил, говорил взахлёб.
– Нет, подумайте, Яков Алексеевич. Случайность и результат долгих лет. Хотя, если вспомнить, Кимберли – тоже случайность. Теперь бы убедиться, что она здесь, эта трубка.
– Я не уверен, уважаемый Антон Ильич. Может быть, кувшин привезён и кимберлитовой породой здесь не пахнет.