Далее он рассказал, как добравшись до лесного домика, подбоченившегося в очередной раз, не нашёл его хозяйки. Изба пахла плесенью и запустением. Висели на нитях забытые пучки трав, осталась в закутках провизия, пустовали в погребе банки, а Ясыни меж её добра не нашлось.
Дом, вросший в землю и выныривающий из смарагдовой листвы, оказался покинутым.
– Я прошёл к ручью, – продолжал Яков Алексеевич, укладывая на клеточный лист детский домик. – Там, как идти к косогору, пироп. Далековато.
– И записки никакой?
– Какая записка, Антон Ильич? – молодой человек помолчал. – Я за икону заглянул. Вот. – Говоря, Яков Алексеевич развернул знакомый лоскут бархата.
Солнце, сверкнув в гранях, скрылось за набежавшее облако. Улицы посерели. Камень, зажёгший сотни искр, раз вспыхнув, погас.
– Не хорошо, Яша, надо было их оставить, – с укоризной вздохнул Антон Ильич, провожая умирающий свет.
– Нет.
– Яша.
– Ясыня их нам подарила, я уверен. Она откупилась.
– Что ты такое говоришь?
– Я правду говорю, – торопливо начал гость, сверкнув золотом оправы. – Чтобы не тревожили. Не трогали больше.
– Тогда зачем ушла?
– Не знаю.
– И нас трясовица одолела.
Антон Ильич оглядел квартиру: новую, обжитую, тихую. И стало ему невыносимо тоскливо бросать всё и возвращаться назад: в борьбу с учёным миром, с голодом, с отключением горячей воды, с северной стороной окон.
Молчалив был Черниговский переулок. Замолчал и человек в мягком кресле.
– Какие песни вспоём… Не постигнем умом, Яшенька.
– Что, Антон Ильич, больше не будем пытаться осчастливить других?
– А? Нет, не будем. Бесполезно, – ответивший, вновь согнулся над принесённым камнем и что-то ему зашептал.
Яков Алексеевич отошёл к окну.
Переулок окончательно посерел, по чёрному асфальту зарядили первые тяжёлые капли.
" Суетный ты, Яша", – вспомнилось уходящему. От сердца отлегло.
* * *
Новые годы пришли туманами. Прогрохотали в головах идеи нужных реформ, и, вспомнившие историю с найденными, как говорили, алмазными россыпями, немного поворчали о скудности жизни, сочтя её временное ухудшение – необратимостью.
Антон Ильич не следил за последними новостями. Он каждый вечер доставал из тайничка бархатную коробочку и, любуясь чёрным небом с единственной звездой, счастливо улыбался.