Оставив Анубиса в гостиной, мы удалились к себе.
Воздух был прохладным и свежим, когда на следующее утро мы покидали отель. Я всегда рано вставала, и моё любопытство по поводу сюрприза, обещанного Эмерсоном, явилось дополнительным стимулом для того, чтобы пораньше оказаться на ногах. Но не верь, Читатель, что любопытство или некие знаки внимания со стороны Эмерсона заставили меня пренебречь своим материнским долгом.
Я вошла в комнату Нефрет сразу же после пробуждения. Во сне она являла собой картину девичьей невинности, локоны рыжевато-золотых волос обрамляли лицо, губы сладко изогнулись. Имя, данное девушке отцом, исключительно подходило ей, поскольку на древнеегипетском языке означало «Прекрасная».
Я стояла и смотрела на неё, запутавшись в мыслях и предчувствиях. Я первой готова признать, что мои материнские инстинкты недостаточно развиты – однако хочу добавить в свою защиту, что воспитание Рамзеса любую женщину полностью выбило бы из колеи. Исполнив этот долг и миновав, как надеялась, самый опасный период жизни, я вдруг обнаружила, что материнство навязано мне повторно. Уверена, что меня нельзя упрекнуть в преувеличении, когда я утверждаю, что ни одна мать не сталкивалась с таким уникальным испытанием, как Нефрет. Только её быстрый интеллект и желание угодить позволили ей приспособиться к образу жизни, столь отличному от того, к которому она привыкла.
Хотя и не без возражений. Её уверенность и вера в нас неуклонно росли, но одновременно с этим усиливалась критика условностей цивилизации. Зачем ей напяливать на себя тяжёлые, неудобные одежды? Почему ей не следует без присутствия сопровождающего открыто и свободно говорить с молодыми людьми? Почему она должна опускать глаза, краснеть и молчать в компании, когда её мнение не менее интересно, чем мнения других?
Да, эти правила были абсурдными. Но, признавая этот факт, мне приходилось настаивать, чтобы она следовала им. Юная и неопытная, в те годы, когда определённые физиологические изменения придают женщине восприимчивость к уговорам мужского пола, она была призом в честной игре для мужчин, подобных сэру Эдварду Вашингтону, и состояние, которое она унаследует, достигнув совершеннолетия, заставит женихов толпами роиться вокруг, подобно пчёлам. Мы были её единственными защитниками – и достаточно эффективными, можете мне поверить, ибо очень немногие мужчины, даже полностью обезумев от любви, рискнули бы вызвать гнев Эмерсона, посягнув на его подопечную. Я размышляла, и уже не в первый раз, о том, чтобы удочерить её по всем правилам. Можем ли мы осуществить это? Хотелось бы ей этого? Она, несомненно, любила нас, но, возможно, такая близость не пришлась бы ей по душе.