– И что?
– После Нового года… Сразу после Нового года я набросился на тебя, хотел побить, а ты под кровать юркнула. И сидела там. А я швырнул в тебя валиком с дивана. Потом вышел во двор и закурил.
– Это, когда потом вскорости вернулся, сунул голову под кровать и запричитал?
– Ну да, запричитал. Наклонился, увидел тебя в углу комочком, сердце загорелось, так жалко тебя стало, ты ж моя огонек, я и позвал. Как-то… Когда сердце вспыхнуло, словно не я был, когда набросился на тебя. Будто кто-то другой загнал тебя под кровать, или ты сама, может; я и запричитал – маленькая моя, ты зачем туда забралась? Выходи, вылазь, манюнечка! Помнишь?
– Помню. Трезвый же был, а сопли пустил. Обмусолил всю.
– Мне показалось тогда, что ты заулыбалась. И вообще. Арбуз соленый потом достали. Сейчас перестали солить. А? Нина, – позвал, – Нина!
Вошла Нина.
– Нина, мать хочет соленого арбуза. У вас же нет. Поспрошай у сестер, может кто солил.
– Да, па, Тамара солила, сейчас принесу. Только маме соленый арбуз не стоило бы.
– Принеси, Нина, я маленький кусочек. Маленький. А как ты понял, что я арбуз соленый хочу?
– Вспомнил и понял.
Тихо лежали. Ждали.
Где-то на окраине поселка кто-то стал заводить трактор. Трактор из прошлого века – «Беларусь». С пускачём, который долго оглушительно стрелял, потом заглох, и потом вновь стрельнул, застрекотал, и запустил двигатель. Двигатель заурчал надсадно, на одной ноте, казалось, сдохнет, но нет – громче, громче и взвыл, наконец. А как только набрал обороты, трактора и вовсе не стало слышно.
Отец усмехнулся.
– Сенька Шевяк! Фермер! Новый же трактор купил! Бережет. Новый на приколе стоит, ржавеет, а заводит МТЗ – 50. Я еще на таком гонял, но даже в те годы у меня стартер стоял. А Сеня пускач поставил. Такой жук! Экономит! Пускач этот сам собрал, лишь бы не покупать.
– И экономит, и что можно самому, сам делает, не чета непутевым.
– Путевые! У-у-у! Да я, если б только… кто-то потише да поласковей, я б может, ни ногой, никогда, кохалась бы, бабочкой бы без хлопот-забот.
– Конечно, бабочкой. Напорхалась! Алкаш. Что я от тебя видела, ты, когда отары на зимовки гонял, что обещал? Говорил…
– А вот тут бы, лучше помолчала бы, и про зимовку, и про Новый год, и про «Самое синее в мире…»
– Давай, давай. Распаляйся. Может, опять под кровать загонишь?
Отец уперся локтем в подушку, приподнялся решительно, словно собираясь с силами и пытаясь понять, сколько их еще у него, скользнул взглядом по изможденному ее лицу.
Вошла Нина, арбуз принесла
– Вот! Ха-ро-ши-й! Сразу видно.
Поставила поднос с соленым арбузом на тумбочку, разрезала, кусочек подала маме.