Понимай меня подружка,
На земле живут лишь раз!
Бике отсидела три года. Вот выпустили. Хотя по всему, надеяться на освобождение в принципе никто не мог, может быть, только сама Бике не унывала, «для Кавказа невозможного мало».
Рвануло у третьей колоны на станции с переходом на другую линию.
Мы договорились встретиться на выходе из предпоследнего вагона, она обещала нас ждать у третьей колоны. Ее дядя после реконструкции открывал ресторан на проспекте. Бике любила тусовки, по ее словам, на открытие были приглашены артисты, юристы, депутат, Юрий Антонов, и даже Кашпировский. Собственно, она приглашала Борю, но так совпало, именно в этот день прилетел из Баготы Кудря, мы пересеклись, выпивали немножко, Кудря рассказывал о Колумбии, о работе. Пересыпал речь испанскими оборотами, утверждал, что испанский ему как родной, «когда влюблен, язык любимой проникает в тебя сквозь поры в коже».
– Ты влюблен?
– Я испанец.
– О!
– О!
– Что «о»? О! О! Пепита до меня не знала и не понимала что такое мужчина.
– Пепита?
– Ура Пепите!
Мы выпивали, веселились. Кудря артист! Артист и не зануда. Только начал он рассказывать о работе со знаменитым режиссером, как позвонила Бике, напомнила Боре, что ждет его в метро. Боря захотел дослушать Кудрю и, чтоб вообще не рушить компанию, захватил и меня с собой.
В вагоне, перекрывая шум поезда, Кудря с нескрываемой грустью признавался, как он разочарован в мастере. «Знаешь, так: балет какой-то разводит – ты здесь стоишь, ты отсюда, а ты сюда, а тут поднимаешь руку, но только медленно-медленно. Медленно! Мушкой цепляешь штору, та-а-а-к, ветерок. Ветерок подул, нажимаешь курок. Стоп-стоп! Штора отклонилась в другую сторону. Штора не в ту сторону. А потом – штора не того цвета, потом, не из той ткани. Вот так! А зерно роли? Развитие характера, сверхзадача – ничего такого, о лепке образа ни слова, ну, там как? – играешь злого, ищи добро. Какой там! Балет – валет! Улыбайтесь, короче, и вам станет весело. Но гонорар приличный. И весьма».
Вагон полупустой. Напротив мальчик с девочкой зависли над телефонами, кнопочными тогда, мама, опустив руку на голову старшей, и, забыв о своей руке, тихо улыбалась, уносилась куда-то.
Куда?
Когда ж Кудря особенно ярко живописал похождения в Баготе, мама вспоминала о детях, поднимала вторую руку и гладила старшего. А Кудря вскакивал, разворачивался на носочке, демонстрируя рост и стать, рука в рапиде поднимает револьвер, вторая имитирует штору, и это особенно красиво, и штора, как бы, не дает возможности спустить курок.
И тут на меня напала икота. Икаю громко на весь вагон и не могу остановиться, смешно стало, икаю и смеюсь, как после косячка, хотя ничего такого вроде не было. Икаю и не могу сдержать смех. Кудря направляет на меня воображаемый револьвер, целится и, наконец, спускает курок. Ба-ба-х. Не попасть невозможно. В упор. Я валюсь на бок, скатываюсь с сиденья.