Почему я не бегу сейчас?
Ты просто слабак, – врываются в голову слова лучшего друга, что доводит до крайней точки кипения.
В ту же секунду рядом появляется Мария. Видя моё лицо, она ещё больше ужасается и распахивает глаза так, что за это мне становится страшно и смешно одновременно. Сестренка подбегает, кладёт ладони на мои щёки и вытирает большими пальцами слёзы. Поверить не могу, что это случилось вновь, и то, что она увидела мою слабость. Она последний человек, который должен это видеть. Я не могу пускать нюни перед ней. Видя старшего брата, она должна понимать, что ничто не должно сломить внутренний стержень, что она всегда под защитой. Но раньше мне удавалось обмануть всех, даже себя, а сейчас это невозможно. Мне не верит никто, даже я сам.
– Я должен, – выдыхаю я.
– О чём ты? – настораживается она, на секунду заглянув за мою спину, но я знаю, кто там, поворачиваться не нужно. Даниэль слишком умён, чтобы подойти ближе и нагло слушать наш разговор. Он всегда держал дистанцию, когда дело касалось моих отношений с Мари. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Сглатываю ком и беру ладони Марии в свои. Целую каждую и отпускаю их.
– Даниэль прав, – отвечаю я и пускаюсь в бегство к старту, оставляя Марию, Даниэля и машину за спиной.
– Куда ты? Диего, остановись. Куда ты? – обеспокоено кричит она вслед, но больше я ничего не слышу. Знаю, это заслуга друга.
Мне плевать, на чём доберусь до аэропорта, пустит ли она меня на порог или вообще сможет ли посмотреть в глаза. Черт, я даже понятия не имею её местожительство. Но если придётся угнать чью-то машину, самолёт или выкинуть кого-то из салона, как в игре GTA, посадить её на стул и связать – я готов сделать это. Она обязана объясниться, у неё нет выбора. Я хочу бороться за нас. Плевать, если я буду делать это один. Единственное, что я хочу знать – правду, ради которой готов проглотить собственную гордость и бежать вслед за ней, как Даниэль бежал вслед за Марией. Впервые в жизни я благодарю чувства друга к моей сестре, которая упряма до мозга костей. Их борьба дала хорошего подзатыльника.
Два часа. Ровно два часа я пробыл в самолёте, пока шасси не коснулись земли Лондона. За это время, которое показалось мне чертовски долгим, я успел истерзать себя до предела. Несчастные мужчина и его супруга, которые сидели слева от меня, даже боялись попросить меня убрать столик, в который я впивался пальцами от напряжения, чтобы пройти к проходу. Даже кокетливая миниатюрная стюардесса показалась мне далекой от привлекательности. Возможно, ещё год назад я бы воспользовался её намеками, но сейчас они казались грязными. В голове сразу всплывало хмурое лицо Грейс, которая сердито качала головой. Я отмахнулся от стюардессы, как от назойливой мухи, и продолжил смотреть на спинку переднего кресла. Когда пилот оповестил нас, что идёт на снижение, ещё чуть-чуть, и я бы вывалил всё содержимое желудка. К слову, он нарастающего страха и напряжения мне хотелось не только этого.