— Извини, экстренная ситуация. Во сколько ты будешь дома?
— Около шести часов вечера.
— Окей, я позвоню в половине седьмого и мы всё обсудим. Люблю тебя.
— И я. Пока.
Черный квадрат, в котором я вижу свое отражение, еще секунду отталкивает солнечный луч, а потом, я засовываю аппарат в сумку и иду на следующую лекцию. Нечто в интонации Стью, наталкивает меня на мысль о том, что брат владеет информацией, но не спешит ставить меня в известность. Хорошо, Стюарт Конрад, ровно в 6:30 ты вытащишь белый флаг.
Я бросаю мяч в корзину на площадке возле нашего дома и шумно скольжу подошвами по асфальту, чтобы совершить новый бросок. Повиснув на корзине, замечаю маму в нескольких футах. У нее в руках стакан «Джеймисона», а под глазами темно-синие круги хронической усталости.
— Не рановато для виски, ма?
На ее лице без капли макияжа, растягивается болезненная улыбка.
— Для виски нет специального часа, сынок. Тем более, когда твоя жизнь рушится по крупицам.
Я вспоминаю слова отца о том, что он никуда не отпустит маму и положит весь мир к ногам любимой женщины. Но, пока, попытки заканчиваются провалом. Вчера она выбросила букет ирисов в мусорный бак у дороги, а сегодня, я видел золотой браслет на нашем коте Флаббере. Мама умеет шутить, даже в такие тяжелые моменты.
— Может, сыграешь со мной? — я раскручиваю мяч и запускаю прямо в нее. Она успевает откинуть стакан на траву и шагнуть вперед. Через минуту, меня обыгрывают, как жалкого сопляка и «трибуны» в образе растущих неподалеку дубов и кленов, ревут многотысячной листвой. Мама значительно веселеет, когда я тщетно кружу возле ее пятой точки, в надежде захватить преимущество на развороте. В итоге, мяч попадает в кольцо с приличного расстояния, а она скачет на месте и смеется.
— Надо было больше тренироваться, вместо того, чтобы увиваться за девчонками.
— Мам!
— Что? Я до сих пор помню Мэри Итаки. Ты считал ее брекеты безумно сексуальными.
Я протяжно выдыхаю, закатываю глаза, а потом, спешу за разноцветными листьями, чтобы осыпать маму с головы до ног. В детстве, мы всегда находили, чем заняться на улице. Зимой лепили огромного снеговика и обливали его гуашью, от чего, он походил на монстра из ночных кошмаров.
— Грэм, хватит! — она прикрывается руками, когда пестрый дождь, осыпается ей на плечи. — Я больше не буду вспоминать твоих девушек. Ну, может, только одну.
— Что ты сказала? — заношу ладони над макушкой женщины и шуршу сухими дарами осени.
— Мэй мне нравится. Она делает тебя лучше.
Я развеиваю груз по ветру и становлюсь перед мамой. Хочу видеть эти уставшие глаза воочию.