***
Обед, послеобеденные развлечения и просмотр фильма под звездным куполом, служат прекрасным снотворным. После тренировки, мне не удается выловить Монику, но теперь, как поведал Стью, она по идее должна сидеть в бревенчатом амфитеатре и рисовать. У нее уже целый альбом с карикатурами.
Я засовываю руки в карманы шорт и не торопясь подхожу к ней сзади. Мон оглядывается и недовольно морщится. Ни говоря, ни слова, присаживаюсь рядом и успеваю разок взглянуть на будущее художественное творение, перед тем, как она закрывает альбом и засовывает его под задницу.
— Мы перестали болтать. Ты больше не хочешь дружить со мной? — говорю с ней доступным языком.
— Я не дура, Мэй и не маленькая принцесса!
— Окей, как скажешь, — ладони моментально занимают оборонительную позицию. — Я не нападаю на тебя.
— Мне ни с кем не хочется общаться.
— Чего так?
— Со мной кое-что происходит.
— Я заметила.
— Серьезно. Мне очень хреново.
— Никаких ругательств, договорились?
Моника кротко улыбается и длинные волосы, скрывают раскрасневшееся лицо.
— Я влюбилась.
— Что?! Вот это да! Круто? Кто он? Джейкобс? Или Сомерсет? Я видела, как они на тебя смотрят на собрании и в кинотеатре сегодня. Колись!
— Это Грэм.
Безусловно, я ожидала это имя, но до конца, не желала признаваться себе, что чувствую укол ревности.
— Моррисон?
— Он не такой как все. В нем столько граней и замечательных качеств, что я схожу с ума. А когда мы ночевали вместе, я молилась, чтоб ночь не кончалась. И мне так хотелось, чтобы он меня поцеловал.
Мне тоже, шепчу в своих мыслях и тут же каюсь, потому-что Моника откровенна со мной, а я утаиваю от нее миллион нюансов. Лишь одно слово о том, что я и он что-то испытываем друг к другу, свернет этому беззащитному лебедю шею.
— Напоминает первую любовь, Мон. У тебя был парень?
— Нет, ну не совсем нет, я встречалась с одним мальчишкой. Мы целовались, обнимались, а до более близких отношений не дошло. И когда Дефо поймал меня и потащил в уединенное место, я кричала, как ненормальная, но никто не услышал. И никто не пришел на помощь, кроме вас с Грэмом.
Мерцающие под глазами слезы, подтверждают ее же высказывания — она ребенок. Красивый, умный, но очень наивный ребенок. Боюсь, что осколки разбитой любви, навсегда, оставят раны в ее сердце.
— За всё благодари Моррисона. Все лавры должны достать ему одному. Я тут не причем.
— Как же, ты добрая и такая милая со мной. В жизни за пределами «Хоуп Крик» у меня мало подруг.
— Считай меня своей подругой, я обещаю, что всегда тебя поддержу и защищу.
Моника сомневается секунду и, взяв меня за руку, запинаясь, говорит: