Даркут. Великий перелом (Тыналин) - страница 104

– А что, разве не так? – спросил Мамий на всякий случай.

– Нет, конечно, ты, кусок человеческого дерьма! – завопила девушка. – Это я Мухирия, принцесса и единственная дочь повелителя всех пери! А это мои шаловливые служанки, Арууке и Амайжурек. Они и раньше любили глупые шуточки, но сегодня перешли черту!

Возлюбленная Мамия и Амайжурек бросились на колени.

– Прошу простить, но я вижу вас впервые и не думаю… – начал было Мамий.

Девушка с серыми волосами досадливо крякнула, взмахнула рукой и исчезла в вспышке молнии. За ней пропали другие девушки и кибитка. Мамий неуклюже упал на примятую траву.

Он очутился в низине. Неподалеку щипал траву оседланный Жайдак. За холмами занимался рассвет и летали птички.

– А свадьба будет? – крикнул Мамий. – Кому калым отдавать?

В воздухе, неизвестно где, снова раздался визгливый голос девушки с серыми волосами:

– Что это? Собака того человеческого недоумка? Избавьтесь от нее.

И прямо из воздуха на голову Мамия вывалился щенок. Шлепнулся на землю, заскулил и побежал прочь.

Мамий еще долго сидел на земле, гадая, приснилось ему это или произошло на самом деле.

***

– Сынок, поешь хоть немного, – упрашивала мать с раннего утра.

Мамий отвернулся. Он лежал на постели и не желал вставать. Подросший Актос бегал снаружи и заливисто лаял.

Со встречи с пери у колодца Кубажон прошло несколько месяцев. Пережили лютые зимние морозы, встретили весеннее тепло. Начались летние жаркие дни.

Мамий перестал встречаться с друзьями, потерял сон и аппетит, целыми днями молча лежал на кошме. Щеки впали, глаза лихорадочно горели, ребра торчали, как у больного гаура. Мать проклинала тот день, когда сын поехал к колодцу.

Еще зимой приходил шаман, определил, что дух Мамия похищен нечистыми силами из Нижнего мира. Окурил кибитку травами, трясся в ритуальном танце, но ничего не изменилось.

Мать вытерла слезы, убрала вареное мясо овцебыка. Что-то Актос слишком долго лает. Неужели кто пришел и стоит снаружи у порога? Она впервые за день выглянула из кибитки.

Перед входом незнамо откуда взялась колыбель. Причем такая, что в нее и наследника каана не стыдно положить. Вся из золота, одеяльца из шелка и парчи. Женщина наклонилась, раздвинула ткани. Кто это там сладко спит?

В колыбели лежал младенец. Кажется, девочка. Беленькая, славненькая, с пухлой мордашкой. И записка. Мать развернула, а там каракули с завитушками. Писано золотыми чернилами, благоухает, как в райском саду. Мать Мамия читать не умела. Схватила колыбель, прикрикнула на пса, чтобы умолк, и втащила в жилище.

– Сынок, смотри, что я нашла.