Станцию я отправил следом. Она представляла собой диск, диаметром с обычную обеденную тарелку, способный висеть на высоте и оставаться незаметным, благодаря особой материи преломляющей сквозь себя всякий свет. Обладая более мощными средствами связи, станция накапливала миллиарды потоков данных от всей колонии роботов и передавала Глазастику, где я уже видел обработанные и отсортированные результаты. Они то и шли дальше тринадцатому, после моей общей проверки ключевых показателей.
Вскоре начали приходить первые данные. Язык, на изучение которого в первую очередь были направлены все ресурсы, оказался довольно сложным. Глазастик трудился целых два дня, чтобы составить сносный базис из слов, словообразований и их возможных переводов, прежде чем преступить к дальнейшему изучению речи.
Всё это время, прерываясь на краткий отдых и сон, я сидел в рубке, где наблюдал, изучал и удивлялся изобретательности людей придумавших столь живой язык. Мне даже показался он избыточным, ведь одно и то же чувство, могло выражаться десятком разных слов, обозначавших разные полутона.
Я чувствовал себя счастливым.
За работой не позволял себе думать о том, какая слава, возможно, ждала меня дома.
Если там не разразилась война, конечно.
Мысли о войне проскальзывали даже сейчас.
К концу второго дня я с огромным удивлением осознал, что оставшиеся в живых всё-таки сумели каким-то образом сохранить в себе культуру цивилизации, не деградировав до первобытного уровня, что было более чем вероятно. Пользуясь правом надстоящего разума, я даже успел предположить, что все постройки были возведены во время прошедшего пика, а они лишь жили в них сейчас, пользуясь забытыми достижениями, о чём говорила их непритязательная одежда, но как показали взятые пробы – какие-то из домов были моложе моего Глазастика.
Всё это более чем прозрачно говорило о том, что люди до сих пор обладали продвинутыми технологиями. Нашлись и прямые этому свидетельства. Благодаря миниатюрности роботов, могущих проникать в самые недоступные места, они составили карту и оказалось, что под землёй простираются целые улицы ведущие от одних огромных залов к другим. Я предположил, что там и были заводы.
Почему же тогда они, имея возможность попытаться восстановить свою цивилизацию, по неведомым для меня причинам, не делали этого? Наоборот – сдерживали свои знания, находя применение лишь тем, трансформируя их самым не очевидным и не оптимальным образом, какие способны были стать естественной частью природой.
Поразительно было для меня узнать, – я даже подскочил, когда понял, – что электричество они получали от солнечных батарей, но совершенно не таких, какие можно себе представить. Они не содержали ни грамма металлов, а значит в них не было ни каких диодов или сверх прозрачных стёкол, как и аккумуляторов. Производство их было настолько естественным, насколько это было возможным.