Передо мной проносилась вся история людей. Всё их величие и низость, ум и невежество, благородство и жадность. Я видел, как они любили жить, но с разрушительным упорством неслись в пропасть. Видел, как они творили, созидали, создавали прекрасные произведения искусства, пронизанные стремлениями, любовью и настоящим пониманием мира их взрастившего, и видел, как страшно коверкали впоследствии вложенную в них душу, ради сиюминутной выгоды, ради похабного эгоизма.
Видел, с каким трудом люди создали общество, и с каким упоением в миг разрушили его; видел, как много силы они прикладывали, чтобы найти решения на окружающие их со всех сторон загадки, и видел, как тут же неразумно тратили время и ресурсы, наращивая потребление, выдумывая совершенно бесполезные вещи и лозунги их рекламирующие. Видел, как они стремились к свободе, ошибочно считая её фундаментом – рабство себе подобных. Видел, как они заблуждались, считая свободу безграничным правом, в то время, как она есть ни что иное, как ответственность, трудная ноша.
Видел прозрения людей и их ошибки, видел, как высоко они взошли, каких успехов достигла их наука, а за ней философия, литература, но не смогли на этой ступени изменить себя, стать людьми интеллектуальными, нащупать тонкую грань позволительного, потеряли равновесие, сорвались и рухнули вниз.
И я увидел, как в их истории отражается наше настоящее.
Всё это показал мне фильм.
Я был поражён. То была не просто автобиография умирающей цивилизации, а окно в возможное будущее для нашей, о котором так часто мечтают и говорят фантасты.
Кажется давно закончился фильм, пролился свет, наступила тишина, а я всё сидел и смотрел куда-то вглубь себя. Человеческая история наложившись на нашу, раскрыла для меня всё, на что раньше я отказывался смотреть.
Слёзы выступили у меня на глазах и потекли по лицу, мутными каплями падая на грудь. Я понял о чём говорил всё это время человек, понял то, что сжимает сердце у всех людей и что не позволяет им жить иначе, чем они живут сейчас. Пусть на мгновение, пусть не так сильно, как это каждый день ощущают люди, но я почувствовал тяжесть, сдавливающую их сердце. Поэтому человек, даже став слепым, рисовал. Он рисовал потому, что прикасаясь к израненному его же руками миру, он беседовал с ним, находил покой и единение.
Я понял, как нам безумно повезло запрыгнуть буквально в последнюю долю секунды и покорить… нет, вырваться, как по морской волне, в космос. Люди не смогли этого сделать.
Истратив все силы на последнюю войну друг с другом, поняли слишком поздно, что они – неразрывное целое, что они – одно. Что всё во всём мироздании – это одно.