Не ходите, дети, в школу.
Ну зачем вам буквы знать?
Цифры тоже бесполезны
Для младенческих голов.
В слабой памяти, конечно,
Не задержится ничто.
Голова лишь разболится.
Ну а это вам на что?
Папа с мамою прокормят
Своё милое дитя.
Не ходите, дети, в школу,
Не теряйте время зря.
Если вы в трамвае сели,
Место заняли своё,
То зубами и когтями
Вы держитесь за него.
Рядом тут стоит старушка,
Ну и пусть себе стоит.
Даже если она рухнет,
Места ей не уступай.
Ведь когда она присядет,
Не уступит ни за что.
Вежливым быть очень плохо:
Ты страдаешь целый век.
Если ты увидел кошку,
То хватай её за хвост
И крути что было силы,
Чтоб никто не подходил.
Если ты собаку видишь,
То пинай её скорей.
Удовольствия такого
Ни за что не упускай.
Ведь животные на свете
Существуют для того,
Чтобы с ними мы играли
В игры резвые свои!
Вообще-то говоря, думая об аспирантуре, я мечтала попасть в царство науки, высоких принципов и идеалов. А попала… Ну, просто в жизнь, какую знала и до этого, и какой совсем не знала. Была я девочка домашняя, в студенческих общежитиях не жила, о диких нравах их обитателей только слышала. Аспиранты уже не студенты, большинство – люди взрослые, получившие опыт преподавательской работы, но, попав в общагу, некоторые дичали и зверели. Или просто наконец проявляли свою истинную сущность.
Когда я поселилась в шестом общежитии, сразу обратила внимание на дедовщину и бабовщину. Первая проявлялась в том, что парни из Уссурийска и Читы были самыми смелыми и наглыми и запугали остальных очкариков. Я уже не застала мастодонтов эпохи установления владычества дальневосточно-забайкальского клана, но слышала легенды о том, как небезызвестный историк Жора из Читы каждый день дрался с математиком из Уссурийска, имя которого затерялось в веках. Оба сильно пили, буянили, всех задирали и постоянно выясняли, кто сильнее. Остальные аспирантики ходили на цыпочках и прятались по углам, прямо как родня купца Дикого – любимого школьного самодура из «Грозы» Островского.
Кстати, узнав, что Володя из Читы, комендант сначала ни в какую не хотела его селить в пятое или шестое общежитие, а решила услать куда-то далеко, на Проспект Победы, где имелась ещё одна общага. Но оттуда было неудобно добираться до Набережной Мойки, на занятия. Наконец после долгих уговоров и заверений в Володиной безопасности Эмма Серафимовна разрешила ему жить в шестом общежитии. Володя сразу был принят кланом как свой: хотя драться он не дрался, зато пить пил. А главное – был земляком. Сначала он жил в большой комнате на третьем этаже, где соседей было человек пять, а потом его поселили на первом этаже в двухместной комнатушке аж с самим Жорой.