Кинский бросился наутёк по коридору с противоположной стороны двигателя и неожиданно упёрся в закрытую дверь. Тот, кто был в кабине, очевидно, заперся изнутри. Антон с криками отчаянно забарабанил в дверь ломом, в то время как шатун медленно приближался к нему по коридору. Проход был настолько узок, а потолок низок, что рослый упырь постоянно на что-то натыкался и останавливался, что дало Кинскому некоторое время в запасе. Он выхватил из-за пояса топор и приготовился к открытой схватке, которая грозила стать роковой, поскольку увернуться от кишащих опасными бактериями ногтей и зубов инфицированного и перехватить инициативу в столь тесном помещении было бы очень сложно без наличия огнестрельного оружия. Но отступать было уже некуда и оставалось одно – драться до последнего.
Кинский застыл с ломом в одной руке и небольшим топором для колки дров – в другой, как вдруг за его спиной что-то лязгнуло, и дверь приоткрылась. Кто-то выглянул из-за неё, схватил Антона за рукав и выдернул его из машинного отделения в тамбур, захлопнув дверь прямо перед носом у зомби.
Кинский увидел низкорослого коренастого человечка преклонных лет в синей форме машиниста.
– Ты кто? – спросил тот, настороженно оглядев его с ног до головы. – На шатуна вроде не похож.
– Слушай, батя, – сказал Кинский. – Я ваш новый машинист.
Человечек усмехнулся и поманил Антона за собой.
Они вошли в кабину, компоновка которой мало отличалась от той, через которую в локомотив влез Кинский – такой же пульт управления и два кресла для машиниста и его помощника. Все окна были целыми, и шофёр увидел колею железной дороги, несущуюся в пыльную безмятежную даль вдоль бескрайних, лишённых жизни равнин.
Машинист указал Антону на кресло слева, а сам занял правое с рычагами для торможения, установленными у него под рукой.
– Ну, рассказывай, «машинист», как ты сюда попал? – весело спросил человечек.
– По распределению из ПТУ, – ляпнул Кинский. – Слушай, батя, ты мне лучше скажи, куда ты едешь?
Антон не сводил глаз с машиниста, но по всем признакам тот не принадлежал к низшим кастам «зомби». Конечно, он мог быть «изгоем», но пока не выказывал ни малейшей агрессивности и той чрезмерной искусственности, имитации чувств, свойственной этому коварному подвиду живых мертвецов.
– Да сам не знаю, парень, – ответил машинист, внезапно надавив на гудок сирены. – Куда-нибудь, где не так светит солнце…
Кинский посмотрел на колею дороги, куда был устремлён бдительный взор машиниста, и увидел впереди одинокую фигуру, стоявшую на шпалах и, видимо, не собиравшуюся уходить на пути у несущегося поезда.