Боевой 1918 год 3 (Конюшевский) - страница 94

Я не удержался:

— И многих ты лично знаешь?

Буденный хохотнул, указывая на меня пальцем:

— Ну, одного точно знаю — и став серьезным продолжил — А как тебя еще назвать? И мозги у тебя уж очень хитромудро варят, да и сам ты словно кошак — верткий, сильный, да при луне видишь будто днем.

Хмыкнув, возразил:

— Ванька-сигнальщик такое же зрение имеет. Он что — тоже заморочник?

Усач лишь отмахнулся:

— Ты зад с пальцем не сравнивай! Ладно зрение, а со все остальное как объяснить? Ведь когда мы первый раз встретились то думал, что ты саму малость помладше меня будешь. Но теперь что? Сейчас навскидку и тридцати не дашь! Хотя по мозгам точно не вьюношь. Это как вообще возможно? А с волосами что происходит?

Машинально пригладив отросший ежик, удивился:

— С ними-то что не так?

Казак прищурился:

— Они ж у тебя как солома, выгоревшая были. А теперь ты темно-русого колера. И это только что касается внешности. Про умения я вообще молчу! Я еще с той атаки, когда ты по лошадям словно кузнечик прыгал да трупы германцев вокруг наваливал, неладное почуял. Не под силу такое обычному человеку. А вот как раз про характерников такие сказки и ходят…

С силой проведя ладонью по лицу, мрачно (пришлось сыграть) ответил:

— Не сыпь мне соль на рану. Я ведь не знаю, чем та старуха меня отпаивала и какие примочки делала. Вон, и наш Айболит обследовал и в госпитале сказали, что здоров полностью. Только я почему-то нифига не помню и странные изменения во мне происходят. С другой стороны, чешуей не покрываюсь, рога не растут — уже хорошо!

Буденный убежденно подхватил:

— Во! Я тебе и ране говорил — ведьма то была! Видно ты ее как-то прищучил да заставил себя лечить. Токмо она из врожденной пакостливости сделала как сделала. Про такое в наших станичных сказаниях тоже есть. Как казак Шульга ведьме ленту шелковую дал, а потом смесь пороха и заговоренной соли ей на гребень сыпанул. Так та его считай со смертного одра вытянула. И жил он опосля этого еще сто лет! Характерником был!

Вид усача с поднятым пальцем был столь забавен, что я не выдержал:

— Да тьфу на тебя!

— Не плюйся! И вообще — Семен задумался, подбирая слова — у нас тут несколько новеньких офицериков тебя через это опасаются. Наших казачков наслушались, да взбзднули слегка. Вдруг ты с нечистой силой яшкаешься? Твоя-то матросня ни бога, ни черта не боится, а энти, сильно, как ты говоришь — напрягаются.

Я подобрался:

— Уж не та ли эта пятерка, что толком не прижилась в бригаде?

Семен пожал плечами:

— Мабуть и те. Они у моего Пахома даже спрашивали, заходил ли ты когда-нибудь в церковь? Да и некоторые из новых казачков тоже интересуются…