– Вы не находите это удивительным? – проговорила Констанция. – Такая варварская цивилизация имеет технологию управления кротовыми норами… А мы исследуем эти червоточины уже пятьсот лет и так и не пришли к какому-то существенному результату.
– Да, – согласился Шейнц, опустив подбородок. – Если бы… – Он вздёрнул бровями и вздыбил голову вверх. – Да! Да, это оно! – Шейнц с радостью схватил за плечи Констанцию, поймав себя на мысли, что он редко касался её даже в самых непринуждённых целях.
На её лице сверкало что-то в виде недоумения. За шесть лет она так и не научилась хорошо его выражать.
– Я знаю с чего нам начать.
***
Зал заседаний Совета на станции Горизонт не был таким огромным, каким, например, являлся зал парламента Республики на её планете-столице Алламусе. У Технократии не было взмывших ввысь рядов комфортабельных кресел, рассчитанных на нескольких тысяч человек, и не было вычурного убранства, усыпанного сияющими металлами. Зал был примером ярко выраженного минимализма. Всё, что открывалось при входе, – растущая впереди трибуна с эмблемой в виде огромного полудиска звезды, застывшего над линией горизонта. К трибуне по бокам примыкали две симметричных лестницы. На эту трибуну по очереди выходили люди, которые желали выразить свои мысли, и, прильнув к микрофону, начинали речь. Остальные же покорно слушали, рассыпавшись по двум единым линиям сидений, которые расстилались под боковыми стенами зала. Напротив сидений стоял такой же единый ряд пультов с микрофонами. Если кто-то хотел вступить в дискуссию с оратором или дать комментарий, он нажимал на одну из кнопок на сенсорной панели. После этого его микрофон активировался. Последующие члены Совета, которые нажмут кнопку, становились тем самым в очередь – их микрофоны не работали, пока предыдущий спикер не деактивирует свой. Выбор спикера для трибуны проходил по тому же принципу.
Люди уже заполняли сидения. Сотня человек. Все – самые светлые умы пространства Технократии, хотя их ум и не ограничивался пределами этого пространства. Никаких конкурирующих партий, как в Республике. Никаких карьеристов, вопиющих занять место «главного над главными». Никаких душераздирающих споров или физической агрессии. Да, были небольшие пары недолюбливающих друг друга по личным признакам индивидов, но, в целом, в этом зале всегда царило уважение и равноправие.
Селтинская Технократия была раем для учёного из любого государства. Она была идеальным полем для научного творчества. Усилия мозга там поощрялись, как нигде больше. И именно из-за усилий мозга человека выдвигали на должность члена Совета. По закону в Совет могли входить лишь люди, имеющие в своём электронном паспорте метку «учёный» или «инженер». После того как кто-то освобождал место на скамье, в пространстве Технократии объявлялись полудемократические выборы, на которые мог баллотироваться любой человек, получивший данную метку. В основном люди выбирали того, кто за последние годы осуществил какое-либо выдающееся научное достижение. В Технократии научный прогресс всегда стоял на первом месте. Даже для обывателей трёх планет, которыми владела это небольшая держава. Да, её пространство расстилалось не так широко, как у Республики или Единого Государства, но уровень технического и экономического развития оставлял двоих конкурентов далеко позади.