— Мам, ты взрослый человек, — вздохнула я и одним глотком допила кофе. — Вот как ты можешь раздавать обещания, которые будешь выполнять не ты? И потом, подумай, что вместо дочери Изабел может быть кто-то такой как я. Который поступил бы на это место заслуженно.
— А Изабел что делать? А мне как смотреть ей в глаза?
Мать сменила тактику. Теперь в ее глазах были слезы — ни дать ни взять, я обидела ее до глубины души, зачем только она дочь рожала. И мне на какой-то миг стало смешно и страшно одновременно. Это ведь я, Регина Виннер, сорокасемилетняя тетка, где-то без меры циничная, равнодушная к чужим слезам, реагировала так, как в принципе было нужно: никак. А сколько совсем молодых ребят, что далеко ходить, та же Лоя, велись на такие простенькие манипуляции? Себе в ущерб, в ущерб другим людям, которые даже не подозревали о том, что такое их «не повезло».
— Не знаю. Вообще не смотреть? Не общаться? Что тебе эта Изабел, ни жарко, ни холодно.
Я поднялась, давай матери понять, что разговор закончен. Мать тоже догадалась, что я решение менять не намерена, и судорожно пыталась сообразить, как исправить ситуацию. Ничего в голову ей не приходило, у нее не было в запасе мер для укрощения строптивой Лои.
— Мам. Наплюй ты на них. Пусть сами хоть как-нибудь. Давай лучше вечером сходим… — Что она любит? — В театр. — Тут наплевать, что я театр не люблю и постоянно там засыпаю. — Проведем немного времени вместе, зайдем в кафе, посидим, поговорим — только не о людях, которым от нас что-то надо. Про отпуск, про спектакль, про погоду, про что угодно. Про нас, в конце концов.
Теперь мать уже плакала не скрываясь, и мне казалось, что все совсем скверно. Дело в какой-то Изабел и ее раздолбайке-дочери? Или все-таки я права и матери нужна помощь, причем не моя, медицинская?
— Отец подал мне отличную идею, — продолжала я, делая вид, что не замечаю ее слез. С этим нужно что-то делать, пока не поздно. — Дома престарелых, к примеру. Мы можем тоже стать волонтерами.
— Лоя, это чужие люди! Чужие! Что нам до них?
— Но им нужна помощь и нужно участие. Они прожили жизнь, многие из них одиноки. — И не всегда они не имели детей, мама, просто были такими же, как и ты. И дети их предпочли в один прекрасный момент решить, что им быть сиротами легче. — Ты знаешь, я вчера помогла женщине, которая потерялась. — Опущу подробности, мать все-таки не отец, для нее эта Эвелина тоже чужая, к тому же с проблемами с памятью, кого ей за помощь благодарить, она меня и не вспомнит. — И я чувствовала себя хорошо, потому что это было действительно правильно.