Директор оказался человеком понимающим. Во время нашей третьей встречи он согласился, что домашнее обучение с ежемесячной сдачей промежуточных контрольных — хорошая идея и больше на моем присутствии в классе не настаивал. Я на радостях предложил сдать сразу за весь год, он почему-то отказался и совершенно напрасно. Был бы повод гордиться учащимся в школе вундеркиндом.
Родители удовлетворились обещанием, что проблем с учебой не будет, их сложившееся положение даже устраивало. Мать не видела нашего будущего в маггловском мире и к посещению школы относилась со скепсисом, сомневаясь в ее необходимости, отец привык работать руками, его больше интересовали практические навыки. Он, к слову сказать, насколько не любил «чистые» чары, настолько же спокойно относился к артефакторике. Во время наших первых походов выслушал объяснения насчет работы рунескрипта, проведенные по аналогии с принципом действия миноискателя, сделал для себя какие-то выводы и против наличия лаборатории в подвале не возражал. Особенно с тех пор, как я начал помогать ему с машиной.
Так и жили. Родители на работе, мы с Северусом дома. Начиная с весны, выезжали на раскопки, почти всегда удачные — поле-то непаханое, мало кто подобным бизнесом занимается. В доме появился достаток и полка с историческими книгами, там же лежала стопка нумизматических каталогов. Летом выезжали на курорт к морю. Однажды разыскали поместье, скрытое чарами ненаходимости, но внутрь попасть не смогли, да и не особо пытались.
Из забавного… Остап Бендер чтил уголовный кодекс, но регулярно его нарушал, и со мной примерно так же. Страсть к авантюрам неодолима. Никаких особых причин для рисковых экспериментов у меня не было, просто хотелось узнать, может ли зелье Болье обмануть современные маггловские методы проверки возраста предметов. Зелье Болье — это то же старящее зелье, только постоянного действия, считается условно-темномагическим и на том основании запрещено министерством магии для применения на людях. В нашей семье его только Эйлин сварить может, оно мастерского уровня.
У отца благодаря нашей деятельности образовались кое-какие связи среди антикваров, он иногда скупал старые вещи за бесценок и перепродавал их в Лондоне. А тут в соседней деревеньке померла старушка и наследники распродавали имущество, вилки-ложки, шкафы и прочее, чтобы в город не везти. В основном всякое барахло, никому не нужное, исключение составила только картина неизвестного художника, которую Тобиас приобрел за десять фунтов.
Есть в торговле антиквариатом в целом и живописью в частности интересный момент — вещи начала девятнадцатого века стоят намного дороже, чем конца. Многое, разумеется, зависит от фамилии художника, но в среднем разница ощутимая, в пять-шесть раз. Так что посидел я, поглядел на картину, полюбовался на тусклый пейзаж и пошел к отцу с предложением ощутить вкус темной стороны, то есть замутить с криминалом. Оказалось, что не один я готов пойти на сделку с совестью, и спустя пятнадцать минут объяснений отец упорхнул к маме уговаривать ее заняться колдовством. Эйлин, мягко говоря, удивилась. И засомневалась. Законодательство магической Британии прямо запрещало подделывать деньги, не делая разницы между галлеонами и маггловскими фунтами, но насчет произведений искусства уголовный кодекс наказаний вроде бы не предусматривал. Тем более что в нашем случае подделки как бы и не было, ведь изменений во внешний вид предмета зелье не вносило. Решили рискнуть.