И молчим оба. Так обидно стало вдруг. И он знает, и я, что это ради Даши. Мне гарантии нужны. Я больше не хочу терять свою дочь. И моя свобода не значит ничего, если ради того, чтобы Даша рядом росла, необходимо кольцо на палец надеть, я надену.
И чего тогда, спрашивается, обидно? Непонятно вовсе.
— Дурочка, — шепчет он. — иди сюда.
Я обиженно не иду, тогда встаёт сам, подхватывает меня на руки, благо я, как и Дашка, отощала. Несёт в постель. Бережно, как ребёнка. Накрывает одеялом, утыкается куда-то в шею мне и щекочет дыханием. Так и лежим. И мне неожиданно хорошо.
— Мне нельзя рожать, — тихо говорю я. — Ты же понимаешь, что эта беременность совсем не к месту. Дашка ещё долго в себя приходить будет, ну, какой второй ребёнок?
— Но он же есть уже, — возражает Демид. Касается ладонью живота. — Здесь. И это факт. И мы не будем избавляться от него из-за наших страхов. Все будет хорошо. Его нет больше. Не нужно никуда бежать.
Закрываю глаза. Андрей не умер сразу. Долгую неделю сражался за жизнь в реанимации. Он даже умирал подло — упал на Настю, она едва не спасла ему собой жизнь. Но все же сердце не выдержало. Иногда я думаю, стало ли мне от этого легче? Непонятно. Может станет, со временем.
— Но Даша…
— Ты сильная. А она так на тебя похожа. Твоя дочь. Мы справимся.
Я заплакала. Я не хотела рожать, да. Потому, что страшно. Беременность первая мне не забудется никогда. Но и отказаться от того, кто уже внутри — невыносимо. И мне, такой сильной, вдруг хочется, чтобы кто-то взял и просто хоть что-то решил за меня. И сейчас я Демиду благодарна.
— Пореви, — улыбается он. — Девочкам это необходимо порой.
Дашка спит с куклой. Вторую, её сестрёнку, мы отвезли в деревню. Если честно, я бы в этот момент хотела быть одна. Это слишком сокровенно. Но Дашку пока нельзя оставлять, она была со мной. Дорожки на кладбище уже расчистили с утра, я села на холодную лавочку, долго сидела и смотрела на светловолосую девочку с фотографии. Моя, тоже моя. И тоже всегда будет в самом сердце. Куколку на могиле оставила Даша. Я не знала, как ей все это объяснить, но кажется, она сама все понимала. Вот вырастет, и я найду нужные слова.
— Ну, — грубо сказала бабушка Демида. — Хватит жопу морозит и слезы лить, домой идемте.
— Я не лью, — жёстко ответила я.
В домике её деревенском тепло и уютно. Чайник пузатый пыхтит на плите. Мы не предупредили, что приедем, и старушка не успела подготовиться. И в панике металась, пытаясь гостей накормить. Я посмотрела на её суету, и легонько отодвинула старушку в сторону.