Вторые соседи заняли две комнаты, нынешнюю спальню Алевтины и гостевую. С ними он сталкивался ещё реже, чем с паркетчиком. Там жили две сестрички с мамой и бабушкой. Играть с девчонками начинающему школьнику было даже не стыдно, а просто противно. Что они понимают вообще, кроме своих лент и рюш? Да и девочки не стремились к сближению, откровенно не одобряя грязные ногти и расквашенные коленки «некоторых». Одно слово – фифы. Младшую даже звали похоже, Фирой. Правда, она как раз была поприятнее и рож не корчила. Алевтина говорила, что у Фирочки большое будущее – кормилица дружила с бабушкой сестричек. «На общей кухне как не дружить?», говаривала она, но Лент подозревал, что дело было не только в кухне. Та бабушка была очень сильной светлой и неплохо разбиралась в том, куда её занесло. Всё повторяла, что «мы у вас не более, чем в гостях, осели временно и исключительно волею благоволящей к нам судьбы». Как-то так, очень высокопарно.
В тот день, о котором говорила Алевтина, Лент решил пригласить к себе всех одноклассников и друзей по спортивной секции. Коммуналка трещала по швам. Фира помогала Алевтине. Совсем не заботясь о своём внешнем виде, в домашнем летнем платье из лёгкого шифона, тапочках и коротеньких носочках, она носилась по квартире, разносила и разливала морс, а когда Лент не успевал к дверям сам, даже встречала его гостей в качестве хозяйки.
Воспоминания заставили Лента улыбнулся, внутри сделалось тепло. Куда потом подевалась Фира? Почему он больше её не видел? Вскоре после выпускного их семейство получило другую жилплощадь. Говорили, что более благоустроенную, а может и отдельную, наверняка за этим стоял отец, как и за многим другим. И подругу Алевтины уважили, и в коммуналке стало свободнее – вместо них поселили пожилую интеллигентную пару.
– Помню-помню, прекрасный был денёк, – сказала Савила и спросила у Алевтины: – Как звали ту девочку, что помогала тебе по кухне? – но Лент ответил ей сам: – Её звали Фирой.
– Ага. А потом пришла Анна.
Это Лент тоже прекрасно помнил. Анна весь день пробегала по делам отца, командира одного их подразделений внутренней охраны НКВД СССР. После успеха прошлогодней выставки в Третьяковке, в этом году от политотдела главного управления ожидали чего-то похожего. Отец Анны только-только вступил в должность, и она помогала ему во всём, что касалось изобразительного и самодеятельного творчества красноармейцев, даже ходила в их хоровой кружок. В общем, выручала отца, как могла, ведь у того не было слуха, поди тут отбери таланты. В тот день она до того устала, что даже морс Алевтины её не освежил. Сначала она тихонько стояла с сторонке, а потом и вовсе хлопнулась в обморок. Хорошо, что Лент оказался рядом.