Именем Анны (Губоний) - страница 107

Глава 24

Банкетный комплекс, надо же! Площадка «люкс» – ведьмы решили разориться? Хорошо хоть на Цветном, тащиться недолго. Савила намекала на загородный клуб, и Лент очень надеялся, что в шутку. Так и оказалось: она быстро призналась, что обожает наблюдать за сменой цветов на его удлиняющемся лице.

Накануне, по юбилейной традиции, замело. «Мазду» откапывать не стали, вызвали группу подкрепления. С утра звонил отец, поздравлял, даже желал чего-то приятного, обещал содействие и надеялся на скорую встречу. Вот это содействие Лент и решил востребовать наперёд – пусть синие для начала откопают заезд к ним во двор и отвезут их с Алевтиной на банкет.

Синие копали давно, иногда позванивали, чтобы рассказать, что проход уже раскопали, а проезд – ещё нет, прощупывая, не согласится ли юбиляр пройтись по двору ножками до ожидающего за аркой авто. Юбиляр отвечал: «Посмотрим», они вздыхали и продолжали копать.

А он принимал звонки. Из клиентов звонили только те, кому он захотел перед отъездом оставить свой новый номер. Поскольку старая симка погибла в Париже, он решил похоронить вместе с нею целый пласт своего прошлого. Он знал, что «прошлое» тоже пыталось поздравить, но натыкалось на сообщение «абонент отключён» и перезванивало Любочке. Бедняжка наверняка не имела ни секунды на собственные сборы, отвечая на удивлённые, а иногда и взволнованные звонки: уж ни случилось ли чего с юбиляром?

В итоге Алевтина была готова первой. Архивная комната, опустев, обнаружила не только блистательный паркет, но и несколько настенных зеркал в нишах. Кормилица провела в этой комнате больше часа, прихорашиваясь и убеждаясь в совершенстве каждой линии. Когда она открыла дверь, Лент её не узнал. Белый тяжёлый атлас с отливом в серебро, обтекал что-то стройное и прекрасное, украшенное пелериной и огромным количеством пуговок. Судя по малюсенькой шапчонке с меховой оторочкой, а так же по муфте такого же белоснежного оттенка в синеву, наряд являл собой верхнюю одежду. В шагу он кокетливо приоткрывался, выпуская на обозрение шёлк белоснежного платья. Оказывается, белое на белом тоже может быть цветным! Оттого ли, что контрастировали тяжесть и лёгкость тканей, или потому, что меховой оклад оттенял текстиль, Алевтина бликовала, как гранёный алмаз.

Волосы она убрала жемчужной заколкой, предварительно спрятав седину; на руки натянула короткие перчатки с перламутром и… что-то сделала с лицом. Ну, Алевтина!

– Да ты красавица!

Красавицей она не была. В её лице мелькало что-то простецкое, слишком широкие скулы, слишком подчинённый взгляд... Но с тем материалом, которым её наделила природа, Алевтина сделала невозможное. Сколько же ей лет? Праздновать свой день рождения она отказывалась, даже упоминать о таком событии не разрешала, но, если учесть, что отец Лента был для неё Петенькой, то ей должно быть в районе двухсот, не меньше. Ведьмы редко доживают до таких лет. Не потому что не могут, это как раз пожалуйста, а потому что работа вредная – своей смертью умирают редко.