Острая палочка ткнулась в лопатку, но привычного удовлетворения не принесла, напротив, по телу Лента разлилась боль, неприязнь и требование прекратить. Вот значит как?! Отторжение? Этого он не ожидал, но решил, что не покажет Алевтине своих чувств ни звуком, ни жестом.
Когда очередное прикосновение зелёнки вырвало из его глотки сдавленный стон, он тут же замаскировал его храпом с причмокиванием: «Если я засну, ты не останавливайся, Алевтина!» и, скрутив в кулак силу, приготовился использовать её по синему предназначению – для самоконтроля.
Алевтина работала всю ночь, горестно вздыхая о своей слабости. Её воспитанник плакал и подвывал от жутких снов, а она только и могла, что нашёптывать ему на ухо детские заговоры. Когда-то, когда он был малышом, шепталки работали вполне успешно, но не сейчас. Большой и крепкий, нынешний Лент страдал во сне и даже выгибался дугой, но ведь он просил её не останавливаться, и она выписывала, и наводила… Непослушные руны не желали задерживаться на его коже, сияющей голубизной, но рунопись была врождённым даром Алевтины, её слушалась зелёнка, ей подчинялась кожа, и к рассвету левая сторона Лентовой спины была покрыта обновлёнными и неисчезающими формулами собственной защиты: исцеления, выносливости и прилива сил. Вторая половина, руны внешнего воздействия – всякие атаки или, напротив, действия помощи, такие как снятие порчи, – давались Алевтине ещё тяжелее. Кожа Лента натягивалась и отказывалась впитывать чернила. А ведь ведьме нужно было ещё и активировать свои художества, оговорить механизмы безопасности, выключить цикличность, то есть снять ограничения по срокам, чтобы помощь рун не развернулась вспять и не потянула силу из своего хозяина.
Когда Алевтина закончила работу, она не стояла на ногах. Солнце подбиралось к зениту, а Лент всё спал, и всё так же тревожно. Она поцеловала его в макушку и осторожно вышла из комнаты, понимая, что и ей самой неплохо бы хорошенько выспаться.
Как только в глубине коридора скрипнула дверь её спальни, Лент расслабил мышцы и раскрыл сжимаемые уже не напряжением, а судорогой глаза. Если бы он увидел себя сейчас со стороны, то подумал бы, наверное, что познакомился с практическим воплощением оборотня перед оборотом, о чём читал только в книжках. В белках его глаз не осталось ничего белого, даже синяя радужка покраснела, залитая кровью. Благо Алевтина оговорила руну самоисцеления самой первой, иначе он мог и не дожить до этого момента. Сейчас руна работала, и он чувствовал, что его восстановление – это вопрос времени.