О, если б мне ухватить, задержать этот весенний свет, не дать ему исчезнуть! Я подарил бы его тебе, прекрасный, далекий друг!
III Ясная осень. Скорбные строфы
Поднимаюсь на гору Цзю-и. Гляжу на чистые реки. Трехсторонний Сян мчит свои воды, струит холодом, отдаваясь морю. Тучи вторгаются в осеннюю природу и застилают небо... Я теперь (на чужбине) в странах Цзин и У, и несчетные тысячи верст трудного, лишь птицам ведомого пути отделяют меня от родимых мест.
Сейчас вечернее солнце своим полудиском сияет по острову и хочет зайти. Чистое озеро начинает блестеть — это луна восходит там, над далеким морем. Я погружаюсь всей думой в мощную красоту осенней природы. Смутно мечтаю о (северной) Янь, ищу глазами, где (южный) Юе.
Опадает лотос. Река подернулась осенними красками. Долгий, долгий ветер... Длинная, длинная ночь! Хотелось бы невероятного... Лететь к океану и помечтать у берегов его... Поймать у острова в синем море шесть чудовищ — да нет такой длинной уды! Ласкаю рукой волнующуюся стихию и еще глубже предаюсь скорби.
Ах, уйду я! Ах, уйду я! Оставаться на людях больше невмоготу. Там, в волшебной стране Пхынлай, я буду себе рвать траву бессмертия!
IV[162]Весенняя ночь и пир во фруктовом саду
Посвящение к нашим стихам
Слушайте! Небо с землей — это для живой твари какой-то постоялый двор. А солнце и луна, свет и тьма? Ведь это лишь гости, безостановочно проходящие по сотням веков... Да и вся наша жизнь, беспочвенно плавающая по какой-то поверхности, есть нечто вроде сна. Много ль в ней радостных минут?
Помните? — Люди прошлых времен порой брали в руки по свече и устраивали прогулки ночью. Уже и в этом был великий смысл. Что же сказать мне о сегодняшней ночи, когда животворная весна прельщает нас своею природой, закутанной в дымку; когда мир — громада собою дает нам поэтическую речь; когда, собравшись здесь, в душистом фруктовом саду, мы предаемся радости братского, самой природой лелеемого единения?
О братья мои младшие! Все вы талантливые, утонченные люди. Каждый из вас Сехойлянь. Один только я своими ритмами и песнями, к стыду своему, не могу быть для вас Канлэским маркизом.
Пусть так, но тихое, безмолвное наслаждение этою чудной природой для нас еще не все. Высокий полет наших речей стал еще светлее, еще чище, еще отвлеченнее. Открываем волшебный пир, рассаживаясь в цветах. Вот запорхали наши чарки, и пьянит нас луна...
Слушайте, если мы сейчас же не приступим к стихам, то в чем же выразим мы свои красивые, тонкие мысли? И пусть тот, которому стих не удастся, будет наказан числом чарок, полагающимся по ритуалу той, помните, компании, что собиралась в былое время в саду «Золотой Долины».