И вот я вижу себя в старом здании, не видавшем ремонта еще с совковых времен. Стою пришибленный и говорить не могу, заикаюсь, язык тогда у меня отказал. После того, как тела родителей увидел.
— Что за фамилия странная у тебя?
Баба толстая, сидит за столом, оформляет документы в детдом. Похожа на кусок колбасы, перетянутой веревкой, одно сплошное сало, которое вываливается из всех складок платья.
— Кац?! Фамилия странная. Не русский, что ль?!
Поправляет очки на своей жирной харе.
— Ты че, еще и немой?!
Отмахивается и продолжает выводить свои каракули в журнале. Механика и никакого сочувствия.
А у меня внутри все кровит и отец перед глазами в своем кабинете, белый халат, врачебная этика.
— Дмитрий Иванович, все пациенты на сегодня закончились.
— Спасибо, Майя, можете идти.
Поворачивается ко мне, снимает халат.
— Ну что, Ванюша, ты мне сегодня здорово помог.
— Бать, я все равно не буду врачом. Хоть убей.
Пожимает широкими плечами и, взяв портфель, выходит. Иду рядом. Ненавижу жару. Комарья полно.
— И вообще, мама говорит, что тебя твой профессор за бугор звал, а ты тут прозябаешь, а мог бы миллионы зашибать, сейчас, говорят, время такое, что бабла немеряно люди за пару дел поднимают. Новые порядки в страну пришли.
Отец бросает на меня взгляд свысока, я ему еще сильно уступаю в росте.
— Как переводится твоя фамилия, Иван, знаешь?
Закатываю глаза и пожимаю плечами.
— Не начинай только.
— Праведник. Пусть сейчас хаос вокруг, но ты живи по своему закону, сын.
Смаргиваю наваждение и всматриваюсь в заплаканные зеленые глаза Авроры, в них, в этой зеленой яркости такая безнадежность. Не привык я к чувствам, а в девчонке их слишком много.
— Хватит на сегодня откровений.
Переворачиваюсь на спину и устремляю взгляд в потолок, рядом ощущаю движение, девчонка пытается отползти.
Вскидываю руку, ловлю нежное тело и прибиваю к себе.
— Пожалуйста, я хочу в свою комнату, мне нужно побыть одной.
— Сейчас ты успокоишься и заснешь.
Всхлипывает.
И мне бы ее отослать подальше, в другую комнату, или вообще вышвырнуть из своего дома, но от этой мысли все внутри вскипает протестом.
— Я тебя ненавижу, Иван, как же я тебя ненавижу.
Шепот, но в тишине темной комнаты звучит слишком громко.
— Спи.
Ворочается рядом, натягивает одеяло и, наконец, затихает, расслабляется и сама ко мне ластится во сне, а я смотрю на мерцающую во мраке золотом макушку, пальцы сами играют с локонами.
Ненависти в ней точно нет. Странная она. Аврора… Кукла с душой. Она не похожа ни на одну предыдущую. Она меняет мое отношение…
Разворачивается во сне и утыкается носом мне в плечо, обхватывает руками торс, подсознательно держится за меня, чтобы не упасть.