— Убил я… особо тяжкое… депутатика одного порешил.
— Депутатика. Зеленый совсем. Неужто заказ взял?
— Нет. Личное это.
— Чего так? Бабу твою увел богатый ублюдок или, наоборот, чужого захотелось?!
— Нет. Приказ дал. Семью мою закрыть и дом поджечь. Я один выжил, в детдом попал, но его запомнил. А как из приюта вышел. Выследил. Должок отдать заставил.
— Кровь за кровь, пацан.
Кашель подступает, а я говорю как на исповеди, все равно подыхать, может, и брежу уже. Все выкладываю и смех раздирает глотку, больной.
— Я мразь эту нашел. Выслеживал долго. Все узнал. Ему по-хорошему за решеткой сидеть за все, что вытворить успел.
— Ну так времена нынче такие, чем борзее, тем место лучше под солнцем занимают. Такова жизнь, братик.
Проводит пальцем по моему горлу. Пульс нащупывает.
— Ты держись, малой, говори. Че дальше-то было.
Боль нутро выворачивает воспоминанием, как кричу в рыхлую круглую морду.
— Почему?!
И опять переношусь в богатенький домишко, где краснощёкий мужик пытается от меня отбиться, а я его за грудки держу и кричу волком от боли, что дерет изнутри.
— Дмитрий и Мария Кац. Мои отец и мать. Ты приказ дал.
Глазами бегает, выход ищет, ждет своих псов, а помощи ждать уже неоткуда.
— Пацан, уймись. Я тебе денег дам, хочешь?
— Не продаюсь. Ты мне ответ дай. Отца моего, мать за что на тот свет отправил? Домишко приглянулось так с клочком земли под дачу, что целую семью извел?! Не повезло. Я выжил. В детдоме тоже не подох.
— Не знаю я никакого Каца! Попутал ты!
Ударил его головой в лицо. Чтобы вспомнил.
— Так и не вспомнил, за кого мстишь? — задумчивый голос и мой сокамерник садится рядом на бетон, продолжая смотреть на остальных, не давая подступить и добить зарвавшегося новичка.
Улыбаюсь и кровь собственную проглатываю, но говорю. Пока слова с губ срываются, значит, жив еще, не помер.
— Долго подыхал тот свин. До тех пор, пока не вспомнил за кого мщу. Столько на нем было, что расправа над целой семьей оказалась эпизодом незначительным…
Говорить трудно, все плывет, и только сила воли не дает расфокусировать взгляд.
Моя жизнь. Моя семья. Всего лишь эпизод. Один незапоминающийся момент.
— Десятку впаяли?
Говорить сложно. От холода зубы стучат.
— Да…
— Ну, я смотрю, ты вдоволь его болью нажрался. Отомстил.
— Кровь основательно пустил, весь ею умылся, так и сидел рядом, сам позвонил в полицию и ждал, пока за мной явятся. Я совершил свое правосудие, но нарушил закон.
Улыбается и от оскала его обидой веет, злостью, а я шрам на брови свежий замечаю, рассечение.
— Праведник, смотрю, Кровавый, значит.